Когда Фиби была еще девочкой, отец, наказывая ее, имел обыкновение сильно бить по ладоням, перед тем как отправить в ее комнату. Эту муку помнил каждый пальчик на ее руках, и теперь боль отозвалась вновь.
— От кого ты это слышал? — спросила Фиби после долгой паузы, стараясь избежать подробностей.
— Не твое дело. Какая разница, если это правда? Ты встречаешься с этим Кроузом? — повысил он голос.
Фиби вдохнула побольше воздуха, зная, что этот день не закончится как обычно, и помолилась, чтобы ей достало храбрости. Подняв подбородок, она изобразила на своем лице полную решимость. Именно так поступал ее отец в самых безвыходных ситуациях.
— Да, — заявила она.
Она ожидала наказания, и оно не замедлило последовать. Громовым голосом он стал читать ей нотацию.
— Боже праведный, девочка, раскрой глаза! Ты — Стефансен, дочь мэра города. И я жду от тебя большего, чем порочащей наше имя связи с этим ущербным Кроузом.
— Бретт не ущербный, — ожесточенно заявила она, почувствовав в этот момент беззащитность своего друга перед несправедливым оскорблением. Исчезла даже годами накапливающаяся боязнь отца. — И почему ты так рассержен? Я же сказала, что встречаюсь с ним, но не более того.
Стефансен сделал несколько шагов по направлению к ней, но затем остановился, по-видимому, решив контролировать свой пыл перед взрослой дочерью. Вены на его шее вздулись, а в висках пульсировала кровь.
— Черт возьми! — прорычал он. — Он не годится для моей дочери. Он — тварь, Фиби, в нем индейская кровь, а моя дочь никогда не выйдет замуж за индейца.
— Мы и не говорили о женитьбе, — сказала Фиби, уже не на шутку рассерженная. — Мне, между прочим, только семнадцать лет.
— Вот именно, — с новой силой вступил он. — Тебе только семнадцать, и ты живешь в моем доме, и поэтому будешь делать все, как я скажу. Я запрещаю тебе видеться с этим Кроузом впредь.
Он громко хлопнул дверью и вышел из комнаты. Фиби молча проводила его взглядом. Боб Стефансен был повержен, ведь он ожидал ее раскаяния, как это бывало раньше. Детям Стефансенов внушали с раннего детства, что слово отца — закон. Она была первой, нарушившей столь откровенно эту заповедь. Примерная дочь, образцовая ученица решила открыто не повиноваться своему отцу.
В течение последующих недель Фиби тайком покидала дом после полуночи для свиданий с Бреттом. Он встречал ее у зарослей кустарника рядом с домом; сжимая в объятиях, упоительно долго целовал, а иногда преподносил цветы. Но не такие, которые можно купить в цветочном магазине, а те, что растут вдали от людских глаз. Затем они проходили несколько домов и садились на мотоцикл.
Темная завеса ночи придавала этим встречам таинственность. Фиби и Бретт то предавались очарованию трогательной любви, то бросались в пропасть откровенной страсти. Но конечный акт любви неизменно оставался под контролем Бретта. Он оберегал Фиби и предупреждал вспышки безудержной страсти с ее стороны. Она возвращалась домой в ранние часы под утро вся светившаяся любовью, но каждый раз боясь быть пойманной за руку.
Она понимала, что они не могут долго прятаться безнаказанно, и все же молила Бога продлить их тайные свидания.
Однажды родители Фиби уехали в Чарлстон, и она решила увидеться с Бреттом вечером. Она не боялась никакой слежки: Боб, ее младший брат, не мог изменить ее планы, даже если бы понимал что к чему, а Энни была уже замужем и жила отдельно.
Ночь была такой темной и холодной, что Фиби чудилось присутствие самого дьявола. У нее перехватило дыхание от страха, когда чья-то рука тронула ее. Но это был Бретт. Он отвез ее в известную только им бухту в том самом заливе, где они впервые были вместе.
— Я говорила, что люблю тебя, Бретт Кроуз? — неожиданно спросила она.
Эти слова впервые произносились ею. Она положила свою голову ему на плечо и с удивлением почувствовала, как напряглось его тело. Она неуверенно заглянула в его глаза и улыбнулась.
— Я только сказала, что люблю тебя, Бретт. Что-то не так?
— Просто я не могу поверить в это. Если бы ты любила меня, ты бы не боялась, что нас увидят вместе. Мы не должны скрываться.
Фиби тяжело вздохнула. Она не хотела испортить эту ночь. Но она понимала, что нельзя дальше оттягивать неизбежный разговор на эту тему.
— О, Бретт! Ты знаешь, что я чувствую?.. Я не стыжусь тебя, но в то же время я не хочу расстраивать своего отца. — Она умоляюще взглянула на него.
— Я понял. Ты не хочешь расстраивать и огорчать старого Боба Стефансена. Но тогда мне ты не даешь шанса, — с горечью произнес он.
— Давай не будем говорить сейчас о моем отце, — резко заявила она.
— Но он угрожал мне, Фиби. Ты знаешь, что он остановил меня вчера на улице и сказал, что если я не оставлю тебя, он приложит все силы и употребит всю свою власть, чтобы посадить меня на скамью подсудимых? — Глаза Фиби широко распахнулись, а Бретт продолжал: — Он назвал меня индейским ублюдком. Если бы он не был твоим отцом, я бы ударил его.
— Он был не прав... — начала Фиби.
— Он, наверное, считает себя Всевышним, — прервал ее Бретт. — Я не хочу вникать в расовые проблемы. Меня не волнует, что твой отец — мэр, как для меня не имело бы значения, если бы ты была из самой бедной семьи и жила в трущобе. Я люблю тебя, а у любви нет предрассудков. У моей любви. А ты вынуждена скрываться, обманывать.
Фиби приоткрыла рот для оправдания. Но где-то невдалеке заквакали лягушки, запели сверчки, и вода мягкой волной подкатила почти к самым их ногам. Она так и не произнесла ни слова, потому что все, что сказал Бретт, было правдой, неприятной, но правдой. Тяжесть на сердце и боль, которые она испытывала, передались Бретту, и гримаса исказила его лицо.
— Ты должна принять решение. Выбирай между ним и мною, — твердо сказал он.
Фиби удивленно посмотрела ему в лицо в надежде обнаружить намек на компромисс, но натолкнулась на маску неприступности.
— Но, Бретт, мне только семнадцать лет, — запротестовала она. — Я не могу вот так порвать все отношения с отцом. Я хочу стать художницей. И я не хочу принимать решение.
Бретт обхватил рукой свой подбородок и уставился в воду.
— Я все понимаю, Фиби. И я знаю, что не должен давить на тебя. Но, Господи, Фиби, я так хочу поехать с тобой в Чарлстон, пообедать там в каком-нибудь ресторане. Мне до смерти надоел этот страх.
Фиби, услышав полную безнадежность в его голосе, захотела поближе придвинуться к нему и почувствовать тепло его тела. Она инстинктивно протянула ему руку, а он взял и прижал ее к своей щеке.
— Я никогда и не думал, что это получится. Но я люблю тебя, Фиби. Я не прошу тебя выходить за меня замуж прямо сейчас, потому что мне нечего тебе предложить. Вначале я хотел бы добиться чего-нибудь в этой жизни, чтобы тебе никогда не было стыдно за меня.
