Сердце у Стефани оборвалось. Она прижала к себе книгу как щит.
— Что…
— Я иду во двор, нарублю дров для камина.
Стефани чуть разжала пальцы, державшие книгу.
— А разве вам… можно так… так напрягаться сегодня?
— Мне нужен свежий воздух.
Лезвие топора сверкнуло в свете люстры. Стефани сглотнула.
— Тогда отправляйтесь на воздух, — сказала она. Ну и пусть голос у нее дрожал, ей на это наплевать.
Кивнув, он развернулся и пошел к двери.
Стефани отложила книгу и потянулась. А что, свежий воздух и ей бы не повредил. И если бы Макаллистер позвал ее с собой, она бы, скорее всего, пошла. Но он не позвал. Значит, хотел быть один.
В задумчивости Стефани подошла к окну. Все было белым-бело. Она ахнула. Господи, снег-то кончился! На безоблачном небе сияло солнце, сосульки над окном превращали его лучи в радужных зайчиков на стенах. В восхищении она смотрела на широкие поля вдалеке, обрамленные заснеженным лесом, на реку и озеро. Просто зимняя сказка. Снежная страна чудес. Вермонт в красивейшее для него время года.
Покружившись на месте, Стефани с улыбкой порхнула к телефону.
Она набрала номер аварийной службы и, когда Боб Грантем взял трубку, быстро заговорила:
— Мистер Грантем, это снова Стефани Редфорд из дома Макаллистера. Снег кончился, и я хотела узнать…
— Дорогу на Тарлити расчистят ближе к вечеру. Я пошлю кого-нибудь, чтобы вас вытащить.
Слава Богу, подумала Стефани, вешая трубку. Когда же она наконец попадет домой?
Однако, несмотря на плохое настроение Макаллистера, ей будет трудно не волноваться о нем. Пусть ему не нравится ее интерес. Но она знала, что будет думать о Деймиане Макаллистере в Рождество — как он там справляется в одиночестве.
И кто такая Эшли — женщина, чье имя он бормотал в бреду? Та, которая подарила ему ту книгу… с любовью?
Она все еще присутствует в его жизни? Если так, то почему она не здесь, с ним? А если нет, то почему она присутствует в его снах?
Загадка, горестно подумала Стефани.
Но любопытство ее разгорелось.
* * *
Макаллистер вернулся, только когда начало смеркаться. Стефани услышала стук входной двери, намеренно громкий звук шагов по коридору. Лицо его порозовело. Лишь бегло взглянув на нее, он с охапкой дров прошел к камину. Умело развел огонь, и через несколько минут в камине уже полыхало яркое пламя.
Только после этого он снял куртку и вытер руки о штаны.
— Ну, — начал он, вдыхая аромат из кухни, — что готовите?
— Всего лишь макароны с ветчиной. — Стефани беззаботно пожала плечами. — А вам, мистер Макаллистер, пора закупать продукты. Если вы не погибнете от пневмонии, то вам грозит голодная смерть.
Он усмехнулся.
— Не хотите выпить?
— Выпить? — Она вскинула бровь. — Чего, например?..
— Чего-нибудь вроде виски или вина. Выбирайте!
Она хотела отказаться, но мысль выпить бокал вина была слишком соблазнительной. В конце концов, сегодня ведь Сочельник.
— Белое вино было бы кстати.
— Сейчас принесу.
Макаллистер ушел на кухню и через минуту-другую вернулся. Вручив ей красивый хрустальный стакан, на три четверти наполненный вином, и подняв свой, с виски, звенящий кубиками льда, провозгласил:
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье! — пробормотала она. И, не подумав, добавила: — С Рождеством!
Ответом на это поздравление было неприятное «Хрмпф!». Он отвернулся и отошел к окну. Стефани могла видеть его отражение в темном окне — уже знакомая мрачная гримаса. Какой сухарь, подумала Стефани, какой ужасный зануда!
— Вам будет приятно узнать, что скоро я вас покину, — сказала она сладким голоском. — Я позвонила Грантему, когда увидела, что снег кончился. Они пришлют аварийку сегодня ближе к вечеру.
— И что вы намерены делать, когда ваша машина пройдет осмотр? Вполне возможно, что вы повредили передачу или… — Он повернулся к ней лицом.
— Мистер Грантем сказал, что проблем не будет. Я доеду до Тарлити на аварийке, а оттуда могу взять такси. Или поеду на автобусе.
Он нахмурился:
— Вы еще куда-нибудь звонили?
— Нет, — отчеканила Стефани, — и не беспокойтесь, я заплачу за телефонные звонки. Правда, я…
— Мисс Редфорд, — в его голосе сквозила усталость, — мне наплевать на деньги. Я подумал о том, что вы застряли здесь, а возможно, есть еще кто-то — кроме семьи, — кто может волноваться, узнав, что вы не доехали туда, куда собирались.
— Ой, — она вдруг почувствовала себя очень маленькой, — извините…
— Ну и как, есть?.. — резко прервал ее Деймиан.
— Есть что?
— Кто-нибудь еще в вашей жизни!
Конечно, он имел в виду мужчину. Только она понять не могла, почему он был так зол.
В любом случае Стефани не собиралась рассказывать ему о Тони, развлекающемся сейчас в Аспене с семейством Уитни… и с их красавицей дочерью Тиффани, которая уже несколько лет с ума по нему сходит.
— Нет, — легко ответила Стефани, — в моей жизни нет никого. В данный момент. — Она не хотела продолжать эту тему. Водя пальцем по кромке стакана, она спросила: — Скажите мне, мистер Макаллистер, а чем занимаетесь вы?
Деймиан оперся плечом о каминную полку. Закрыл глаза.
— Черчу… рисую. — Он как будто уходил от ответа. Открыл глаза, и его взгляд скользнул по полотну, которое испугало Стефани ночью. — Поэтому я и построил дом в этом месте. Пейзажи здесь… Ну, не думаю, что мне стоит рассказывать вам о красотах Вермонта.
Стефани поставила свой стакан, обошла диван и отступила на несколько шагов, чтобы посмотреть на картину издали.
— Ваша работа?
— Да.
— Вы очень талантливы, — сказала она после довольно долгой паузы. И посмотрела на него. Деймиан стоял все там же, у камина. Но смотрел уже не на картину, а на нее. Ждал.
— А вы не очень-то критичны, — легко сказал он, но его тон не обманул Стефани.
Она поколебалась и снова взглянула на картину:
— Эффект потрясающий, живой и драматичный, отражение в озере очень хорошо передано…
— Но?..
Услышал-таки сомнение в ее голосе. Черт! Стефани расправила плечи.
— Но у себя дома я вряд ли захотела бы иметь такую картину. Она мне кажется слишком… мрачной.
— Мрачной?
Его прохладный тон задел ее.
— Ммм. И будоражащей. Этот сумрак долин, сгущающиеся тучи, смутное чувство тревоги от хищной птицы над раненым оленем…
— Эта хищная птица, мисс Редфорд, — орел.
— Да я знаю, что это орел, — сказала она нетерпеливо, — и мне нравятся орлы, но здесь впечатление слишком… зловещее. — Она поморщилась и вздохнула. — Мне очень жаль. — Она снова вернулась на диван. — Это, несомненно, не то, что вы хотели услышать, но я должна быть честной. Видите ли, мне нравится окружать себя картинами, которые доставляют мне удовольствие. В мире достаточно уродства и жестокости, и совершенно незачем приносить их к себе в дом. — Поколебавшись, она добавила: — Если бы я увидела эту картину в картинной галерее, я бы подумала, что художник был очень несчастен, когда…