этим.
Это то, что я говорю словами, но мое тело рассказывает совсем другую историю, когда мой член двигается внутри нее. Я провожу руками по ее ребрам, мои пальцы находятся в опасной близости от того, чтобы проникнуть между ее грудью и матрасом и схватить за сиськи.
В ее голубых глазах вспыхивает вызов, но она прикусывает нижнюю губу и крепко сжимает бедра, выдавливая из меня еще один стон.
— Черт, милая. И так тоже не делай, иначе я кончу в тебя.
Я вообще не должен быть на грани того, чтобы кончить. А должен быть вялым и в ужасе от того, что происходит, и бежать к самому высокому зданию в городе, чтобы спрыгнуть с него.
Затем эта маленькая негодница делает это снова, и часть моего прежнего гнева на ее поведение возвращается. Не задумываясь, я отрываюсь от ее спины, двигаю бедрами так, что только головка моего члена остается погруженной в ее влажное тепло, и подаю бедра вперед, пока они не ударяются о ее сладкую попку. Она вскрикивает, но затем делает это снова, когда я останавливаюсь, тяжело дыша, чтобы взять себя в руки.
— Ты чертовски… красивая… драгоценная… маленькая негодница. Ты этого хочешь?
Я рычу, отстраняюсь и снова врезаюсь в нее, заставляя ее маленькое тело двигаться вперед по матрасу, пока ее ноги не начинают отрываться от пола.
— Ты хочешь, чтобы папочка обезумел и кончил в твою девственную киску?
Черт, это не должно быть так возбуждающе.
Слова, слетающие с моих губ, звучат ужасно. Я никогда так не разговаривал с женщиной, и мне стало хуже, когда я опешил и назвал себя папочкой, пока трахал свою дочь. Может, она и не моя по крови, но она моя во всех смыслах.
— Да, папочка! Я хочу, чтобы ты кончил в меня!
Блаженство и эйфория от этих сладких и в то же время грязных слов — слов, которые я столько лет ждал и мечтал услышать от ее матери, — заставляют мои яйца напрягаться, готовые излиться в ее горячую киску. Тем не менее, я сохраняю остатки здравомыслия, даже когда начинаю входить и выходить из нее в бешеном темпе.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Что произойдет, если я… ты не сможешь…
— Да, я понимаю! Я знаю, ты хочешь иметь собственных детей, но мама бы тебе их не подарила. Но я это сделаю. Я все исправлю.
— О, милая, нет.
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы убедить ее. Я поднимаю ее с кровати и разворачиваю лицом к себе, затем прижимаю к груди, стараясь не надавить на рану, и обнимаю ее. Я запечатлеваю поцелуй у нее на лбу, когда она запрокидывает голову, и шепчу.
— Тебе не нужно все исправлять, Тина. И конечно же, не нужно трахаться со мной и беременеть.
Я не могу поверить в то, что говорю, ведь я так давно отчаянно хотел иметь детей. Передо мной милое, юное создание, которое я люблю больше всего на свете, даже если я не всегда это показывал, и которое охотно предоставляет свою плодородную киску.
И что мне делать?
Вытащить свой член и сказать ей нет.
Рука Тины проскальзывает между нами, и она сжимает мой член, покрытый ее спермой и остатками девственной крови. Она грубо двигает его вверх-вниз, заставляя мои пальцы ног сжиматься в ботинках.
— Я случайно подслушала, понимаешь? Ссору с мамой из-за того, что у нее есть дети. Я знаю, она говорила тебе, что ты можешь начать пробовать, как только вы поженитесь, но после меня она больше никого не хотела.
Я отстраняюсь, но не настолько, чтобы высвободиться из ее теплого, скользкого кулака.
— Она тебе это сказала?
Печаль, а также легкое раскаяние мелькают в ее глазах. — Она сказала, что из-за меня чуть не лишилась рассудка, и что она не собиралась допустить, чтобы это повторилось. Мне кажется, тогда она действительно любила тебя. Но боялась, что ты бросишь ее, поэтому солгала, что хочет еще детей.
Билл
Мне следовало догадаться. Нужно было больше настаивать на ответах Сары, когда она не ответила, почему не хочет обращаться к врачу-репродуктологу после многих лет безуспешных попыток забеременеть. Возможно, она принимала таблетки или делала противозачаточные уколы все то время, что мы были вместе. Столько лет было потрачено впустую на споры о детях, пока я уже не отчаялся пытаться их завести.
Думаю, именно тогда начались наши проблемы. Я обижался на нее за то, что она не хотела испробовать различные способы забеременеть, когда знала, как сильно мне хочется большую семью, и она устала от того, что я настаивал на этом вопросе и мое недовольство только росло.
Мы были обречены с самого начала, и я был дураком, что позволил нашей жизни выйти из-под контроля, вместо того чтобы разойтись и остаться друзьями, пока мы не превратились в холодных, озлобленных людей, которыми являемся сейчас.
Но я не мог заставить себя уйти от нее, не тогда, когда это означало, что я потеряю и Тину тоже.
Пока эти мысли проносятся в моей голове с невероятной скоростью, Тина возвращается на кровать. Мне приходится крепко обхватить себя руками, чтобы не кончить на пол, когда она ложится на матрас, подтягивает колени и говорит: — Я тоже хочу семью, понимаешь?
В ее словах чувствуется уязвимость, и именно тогда я осознаю, насколько чертовски эгоистичным я был, сосредоточившись лишь на своих проблемах с Сарой и финансах, и из-за этого, как и ее мать, отодвинул Тину и ее чувства на задний план. Как бы сильно я ни любил Тину, я никогда не задумывался о том, каковой ей с родителями вроде нас.
С самого начала они были только вдвоем, пока не встретили меня. Ни любящих бабушек и дедушек, ни тетушек, ни дядюшек или же кузенов, с которыми можно было бы проводить время. Наверное ей было одиноко, когда я перестал водить их с мамой на семейные мероприятия, такие как кино, пикник на озере или же поход в кафе чтобы просто перекусить? Как, наверное, ей было одиноко, когда ее мать занималась непонятно чем с незнакомцем, пока я был на работе?
И теперь, когда мои мысли прояснились, мне кажется, что именно тогда ее поведение изменилось с милого на негативное. Когда я предоставил ей кредитную карточку, то почти сразу же выпал из ее жизни, проводя все свое свободное время на работе. Это было необходимо, чтобы успевать оплачивать счета, но это
