вовремя уехала, могу сказать, — вздыхает Мариам, опираясь рядом со мной бедрами на подоконник, — Давид вчера на парня набросился за то, что он подсел к Ани, представляешь?
Сердце больно стискивается, стаканчик кофе в руке подрагивает.
— Ого. Всё нормально? Никто не пострадал?
— Физически нет, но было очень неприятно, — морщится Мари, а потом резко меняет тему, — Слушай, мы же в театр сегодня собирались. Пойдем? Или может лучше дома отлежаться?
Чёрт… театр… Ани… вдоль позвоночника ползет мороз… нет, я не смогу.
— Если ты не против, я бы подлечилась. А вы идите. Я предупрежу крестного, он вынесет вам билеты.
— А это удобно? — неуверенно смотрит на меня подруга.
— Конечно. Он рад будет.
— Тогда ладно. Ани нужно после вчерашнего проветриться. Давид впервые так вел себя с ней. Вообще не знаю какая муха его укусила. Только ты уехала, ушёл курить. Пропадал где-то, а вернулся совсем другим… Я не ожидала от него такого.
Больно кусаю себя за щеку и отвожу взгляд.
Вовремя подошедший преподаватель открывает нам дверь в аудиторию, и я, пользуясь моментом, вбегаю в числе первых и ныряю на заднюю парту.
Чудом сдав зачёт, машу Мариам рукой и уезжаю домой. Похоже, я правда заболела, потому что у меня оказывается температура. Бесцельно валяюсь целый день в постели. По телевизору идут какие-то передачи, а я будто провалилась в какой-то астрал. Мне то жарко, то холодно. Леша предлагает привезти вечером еду из ресторана, но я отказываюсь и прошу его сегодня не приезжать. Не могу пока что. Это неправильно. Мне нужно время прийти в себя.
Когда за окном темнеет, а от Мари приходит сообщение, что они с Ани забрали билеты и уже заняли свои места, я решаю, что нужно хотя бы чаю выпить.
Встаю с дивана, отправляюсь на кухню, но, когда почти дохожу до неё, в квартиру раздаётся звонок.
Сменив направление, подхожу к двери и смотрю в глазок.
В грудь мгновенно удар прилетает, а слабость, что еще секунду назад владела моим телом превращается в ураган.
Прижимаю руку к груди, лихорадочно пытаясь понять зачем Давид здесь.
Дыхание перехватывает, сердце подскакивает к самому горлу и начинает тарабанить быстро-быстро.
Отхожу от двери, накрываю губы ладонью, будто он по ту сторону может услышать, как я громко дышу. Случайно бросаю взгляд в зеркало и пугаюсь сама себя. Глаза стеклянные, кожа бледная, как у мертвеца. Хватаю расчёску и нервно впиваюсь ею в пряди, спутавшиеся во время лежания на диване.
Из-за второго звонка вздрагиваю и возвращаю расческу на место. Вся мелко дрожу, ступая к двери, как по горящим углям.
Протягиваю руку и зависаю около замка. Вдруг он не дождётся и уйдёт. Пусть уходит. Зачем пришел вообще и как адрес узнал? Сумасшедший!
Бесшумно придвигаюсь к глазку. Давид смотрит прямо в него. Будто чувствует. Нет, точно знает, что я дома.
Медленно выдохнув, выпрямляю плечи и облизываю пересохшие губы. Щелкаю замком, распахивая дверь.
Взгляд карих глаз немедленно впивается в моё лицо.
Мне же словно разряд в сердце приходится.
— Давид? — звучу максимально легко и удивленно.
— Мариам сказала, что ты заболела.
— Да. Погода такая, сложно не простыть. Ты у неё узнал адрес?
— Я войду, не против?
Ещё один разряд. Сердце нитями страха окутывает. Цепляюсь крепче в дверную ручку.
— Зачем?
Давид сощуривается, расстреливает меня глазами. В своей манере, запрокидывает слегка голову назад.
— Не знаю. Чтобы в подъезде не разговаривать.
Логично… вот только о чём нам говорить?
Он когда-то вот так же приехал ко мне и тоже сам не мог объяснить почему. Закончилось это тем, что мы начали встречаться, потому что оба понимали, что тянет так, что сопротивляться нет никаких сил.
Но то было тогда…
— Проходи.
Отступаю, впуская Давида внутрь. Закрываю дверь, наблюдая, как он снимает с себя ветровку и кроссовки.
Стараюсь не вдыхать так глубоко его запах, заполонивший мой коридор, но выходит из ряда вон плохо.
— Кухня там. Я как раз собралась пить чай. — прохожу мимо него, — могу сделать и тебе, если хочешь?
— Хочу.
Включив свет, подхожу к чайнику и нажимаю на кнопку. Сама пытаюсь понять, как Мариам могла ему дать адрес. Зачем?
Кожей чувствую, как Давид бесшумно входит на кухню. Его присутствие в каждой клетке огонь высекает. Кожа нагревается, волоски на затылке приподнимаются.
— Отец таки купил тебе квартиру, как и обещал, — скорее констатирует, чем спрашивает.
Оборачиваюсь через плечо.
— Да. Он знаешь, изменился очень.
Мой папа после несчастного случая потерял возможность оперировать людей, хотя до этого был одним из лучших хирургов в городе. Его это очень подкосило, он долго пил, водил в дом своих пьяниц друзей, пока это однажды не привело к тому, что один из них чуть меня не изнасиловал. Если бы не Давид тогда, моя жизнь была бы сломана. Он приехал ко мне и вытащил буквально у того из рук. Избил его сильно. Зато произошедшее вернуло к жизни моего отца. Он до сих пор не простил себе того случая. И каждый раз, когда мы встречаемся, в его глазах я вижу вину. Хотя на самом деле давно его простила. Осталось, чтобы он сам теперь простил себя.
— Мариам говорила, что он работает преподавателем, — произносит Давид.
— Да. При чём одним из лучших. — возвращаюсь к завариванию чая, — Он снова в наш город вернулся.
— Видишь его часто?
— Периодически. Он чаще с Алисой видится. Забирает её к себе на выходные.
Добавляю себе в чашку сахар, а Давиду делаю без. Он вроде бы так любил, если конечно, ничего не изменилось. На всякий случай ставлю на стол сахарницу и достаю из шкафа конфеты.
— Это сколько ей уже? — спрашивает, наблюдая за моими манипуляциями.
— Восемь. В третьем классе учится, — улыбаюсь, вспоминая о том, как сестренка на днях рассказывала, что врезала портфелем какому-то Кириллу за то, что он ей подножку поставил. — Растёт та ещё угроза мужскому полу.
Опускаю перед Давидом чашку, сама сажусь напротив него. Подбираю под себя ногу, в глаза ему не смотрю. Так это странно — вот так сидеть рядом с ним и пить чай. Фальшиво. Будто два актёра играют только им понятный спектакль. И я, надо признать, справлюсь хуже.
— Я вчера твоих сыновей видела. На тебя похожи, — произношу хотя бы что-то, чтобы нарушить удушающую тишину.
— Похожи, — кивает Давид, обхватив ладонями чашку, но к чаю так и не притрагивается.
— Они погодки, да?
Боже, зачем спрашиваю. Знаю же, что погодки. Арсен родился через год после
