Пожилая дама, оглядев с головы до ног своего случайного попутчика, потеряла, казалось, к нему всякий интерес и стала обмахиваться веером, поскольку в вагоне было душно. Через некоторое время она встала с места, чтобы открыть окно, но негр, сказав: «Надеюсь, вы позволите, мадам?» — взял эту миссию на себя и поднял оконную створку сам. Дама кивнула в знак признательности, но облекать свою благодарность в слова не стала.
Как только поезд тронулся, в дверь вагона вскочила запыхавшаяся женщина и сразу же принялась оглядываться в поисках свободного места. Сидевшие в вагоне мужчины равнодушно смотрели в окно или шуршали страницами газет, но чернокожий сразу же поднялся с места и вежливым кивком головы указал на свою лавочку. Женщина села на его место, никак не выразив ему своей признательности. Когда поезд отошел от станции, негр вышел на открытую площадку вагона и закурил сигару. Хотя в пути намечались остановки, поездка ему предстояла недлинная; в любом случае он предпочитал стоять на площадке и втягивать в себя чистый горный воздух, нежели исходить потом в душном вагоне. Хотя солнце сияло вовсю, день уже начал клониться к вечеру. Мимо проносились полыхавшие яркими красками росшие в расселинах гор осины, чьи трепещущие листья в солнечных лучах казались вырезанными из начищенной латуни и искрились так, что приходилось щурить глаза. Негр надеялся, что на свежем воздухе ему удастся немного успокоиться. Поначалу так оно и было, но потом, когда поезд стал замедлять ход на примыкавшем к Джорджтауну небольшом плато, он почувствовал, что им снова начинает овладевать волнение.
Негр вошел в вагон, чтобы забрать лежавшие на багажной полке котелок и кофр, после чего, дождавшись, когда поезд остановился и все желающие сойти в Джорджтауне спустились на перрон, снова прошел на открытую площадку и огляделся.
И конечно же, сразу их увидел. На перроне остались только двое встречающих, поэтому ошибиться было невозможно. Когда он сошел на платформу, Эмма сделала шаг ему навстречу и взяла его за руки. Она придавала слишком большое значение правилам хорошего тона, чтобы позволить себе заключить его в объятия. Возможно, она не сделала бы этого никогда, ни при каких обстоятельствах, тем не менее по твердому пожатию ее рук и яркому блеску в глазах он понял, что она ему рада. Или просто счастлива по какой-то неведомой ему причине. Она, казалось, полностью восстановила свои душевные и физические силы, но он не знал, радоваться этому или печалиться.
— Здравствуй, друг мой, — сказала она, продолжая сжимать его руки.
— Как ты, Эмми?
— Хорошо. — Ее голубые глаза на мгновение затуманились, а улыбка притухла. — Я хочу сказать, у меня все более-менее. — Она опустила глаза на его руки, снова с чувством их сжала, потом отпустила — без особого желания, так ему показалось, хотя утверждать что-либо относительно Эммы ему бы и в голову не пришло. Как ни крути, актерство у нее было в крови — как, впрочем, и у него тоже. «Вполне возможно, она и сейчас играет», — подумал он.
— Неда ты, разумеется, знаешь, — сказала Эмма.
Негр согласно кивнул.
— Ну а ты, Нед, без сомнения, знаком с Джубалом Уэлкамом.
Стоявший за спиной у Эммы Нед уставился на него пристальным суровым взглядом.
— Только не как с мужчиной, чтоб меня черти взяли, — произнес он с чувством, переводя взгляд с желтых перчаток Уэлкама на его лицо и темные, с поволокой, выпуклые глаза.
Никто не засмеялся. Вместо этого мужчины принялись настороженно прощупывать друг друга взглядами. «Как-то неудачно все получилось», — подумал Уэлкам. В результате все оказались в затруднительном положении. Особенно Эмма. Но и он, Уэлкам, тоже. Когда эта махинация только еще начинала раскручиваться и обретать форму, Эмма, чтобы ненароком себя не выдать, приучала себя обращаться к нему исключительно в женском роде и, по мнению Уэлкама, благодаря самовнушению так в этом преуспела, что продолжала называть его «она» даже в своих внутренних монологах, а уж это никак не могло ему польстить. Он любил Эмму, правда, по-своему. К Неду он тоже неплохо относился — куда лучше, чем это от него требовалось по роли. Правда, так было только до последнего времени. Промелькнувшие у него в голове воспоминания о событиях, которые произошли после того, как Эмма с Недом встретились, на мгновение заставили его воспылать к Неду злобой. Нед, скорее всего, тоже не питал к Уэлкаму особенно теплых чувств: как-никак он был участником целого заговора, направленного на то, чтобы мошенническим путем выманить у него деньги. Как бы то ни было, Уэлкам не собирался первым делать шаг к примирению. Но Нед, возможно, тоже не слишком стремился к тому, чтобы сделать этот шаг.
Неду следовало отдать должное: он не был злопамятным. Протянув Уэлкаму руку, он широко улыбнулся и сказал:
— Надеюсь, без обид?
Уэлкам пожал протянутую ему руку, но со словами Неда так быстро согласиться не мог. У него имелись серьезные претензии и к Неду, и к Эмме. Да и как могло быть иначе? Джон Роби был его лучшим другом, который вырвал его из рук бесчинствующих молодчиков и всегда относился к нему по-человечески. Если бы потребовалось, Уэлкам отдал бы за него жизнь, но судьба ему такой возможности не предоставила. Интересно, задался он вопросом, могла бы Эмма спасти Джона — пусть даже ценой собственной жизни? Впрочем, он тут же отмел этот вопрос как несправедливый. Эмма, хотя и не выказывала особой страсти по отношению к Джону, была предана ему не меньше, чем он. Но теперь Джон отошел в лучший мир, и Уэлкам сомневался, что Эмма так же будет предана его памяти, как была предана ему самому. Он подумал, что и ему, Уэлкаму, вряд ли удастся сохранить к Эмме прежние чувства, хотя в свое время он боготворил ее и восхищался ею. Она тоже относилась к нему хорошо, во всяком случае, по справедливости, но при всем том они всегда держались друг от друга на определенной дистанции. Между ними в Налгитасе даже произошел довольно резкий обмен мнениями, когда Уэлкаму впервые пришло на ум, что Эмма прониклась к Неду нежными чувствами. Признаться, Уэлкама не так волновал успех предприятия, как то обстоятельство, что Эмма может сделать какую-нибудь глупость, которая причинит Джону боль.
Подняв глаза, он заметил, что Эмма и Нед выжидающе на него посматривают, и быстро сказал:
— Ладно, без обид.
— Ты получил через Чарли мое послание? — спросила Эмма.
— Угу.
— В таком случае ты понимаешь, надеюсь, что мы ничего не могли сделать? Это Джон бросил камень, после чего и началась драка. Ну а как только она началась, остановить Джона уже не было никакой возможности. Ты ведь знаешь, каким он бывал в ярости.
