— Никого никогда не волновало, что я хочу. Ты должна понимать некоторые вещи, моя дорогая. Человек с моим положением не волен делать то, что хочет. — Он посмотрел тяжелым взглядом. — Моя жизнь была поставлена на карту с самого рождения. У меня были определенные неоспоримые обязательства перед моей семьей и моей страной.
«Говорит, как речь произносит», — подумала Лара.
— Но не перед женщиной, которую любишь, не перед своим ребенком?
— Естественно, и перед ними тоже. Вот для чего я пригласил вас обеих в тот день. Я хотел объяснить ситуацию Анхеле. Чтобы обеспечить ваше будущее, я предложил сто тысяч долларов.
— В обмен на что? — Лара презрительно засмеялась.
— Разумеется, на то, чтобы она отказалась от… притязаний на меня.
— Как и от надежды, что вы на ней женитесь? Или согласитесь признать себя отцом своего ребенка?
Лара с горечью покачала головой. Она могла себе представить, что испытала ее мать, когда мужчина, которого она любила, пытается откупиться от нее.
— Она отказалась от вашего предложения, так?
Он кивнул.
— Она очень разволновалась. Она вошла в… в транс. Но она казалась совершенно нормальной, когда уезжала отсюда. — Он посмотрел на Прескотт, которая ставила перед ним бокал «чивас»: — Так ведь?
Прескотт поспешила подтвердить его слова.
— Да, она была совершенно здорова, когда я привезла вас домой.
— А потом у нее произошло нервное потрясение, — заключила Лара с нежностью; последний кусочек мозаики встал на место.
— У Анхелы не было семьи, — продолжал ее отец, — и мы подумали, что тебе было бы лучше в пансионе.
Он одарил ее печальной улыбкой, призывающей к симпатии.
— Я понимаю, что тебе трудно понять, почему я не смог признать тебя своей дочерью, хотя я так этого хотел.
— Нет, почему же! Я прекрасно понимаю ваши мотивы. Если бы стало известно — даже в наше время, — что у вас незаконнорожденная дочь, вы бы закончили свою политическую карьеру.
Она замолчала, с удовольствием разглядывая, как ее отец заерзал на стуле.
— Я смогла бы найти в себе силы заставить себя простить вас за то, что вы отгораживались от меня все эти годы. Но я никогда не смогу простить вам того, что вы сделали с моей матерью.
— Ты обвиняешь меня в неустойчивой психике своей матери?
— Я обвиняю вас в том, что вы поместили ее в институт вместо частной психиатрической клиники, где ей смогли бы помочь. — Схватившись за угол стола, она наклонилась к нему. — Но вот этого-то вы и не хотели, так ведь? Пока она оставалась там взаперти, она не могла беспокоить вас своими притязаниями.
— Очень сомневаюсь, что Анхеле можно было помочь, — сказала Прескотт, оправдывая Картера. — Она была кататоником. Даже сегодня, со всеми последними новейшими достижениями, кататоники считаются практически неизлечимыми.
— Вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что она могла выздороветь! — в ярости закричала Лара, вскочив. — Да, правда, она была больна, но она же вышла из стрессового состояния. На самом деле доктор был так обрадован прогрессом, который наступил у нее после шести месяцев, что даже собирался ее выписать под вашу ответственность, когда она пошла на поправку. Но его предложение было отвергнуто, потому что вы отказались подписать необходимые бумаги! Вы безжалостно оставили ее там загнивать заживо. Вы убили ее! Оба! И самое ужасное заключается в том, что вы даже не раскаиваетесь в содеянном.
Схватив документы, которые до этого разложила на столе, она убрала их в папку.
— Но есть Высший суд. Зло, совершаемое нами в этом мире, обязательно возвращается к нам. Вы оба заплатите за то, что сделали.
— Но я ничего не знал об этом! — закричал в панике Картер. — Я никогда больше не видел Анхелу после ее отъезда в тот день. Прескотт занималась всем остальным. Она заверила меня, что за Анхелой лучший уход и вокруг нее лучшие врачи. Я абсолютно ничего не знал об этом предложении выписать ее под расписку. Она сказала мне, что Анхела безнадежно больна.
Ларе было достаточно посмотреть на выражение ужаса в глазах Прескотт, чтобы понять, что ее отец лжет. Не говоря больше ни слова, она повернулась, чтобы уйти.
— Останови ее, — приказал Картер своему секретарю, когда Лара быстро направилась к выходу. — Прес, сделай же что-нибудь! — закричал он, когда Лара уже вышла из библиотеки.
Прескотт не сдвинулась с места.
— Мы не можем позволить ей обратиться в прессу. Позвони Бакстеру, чтобы он задержал ее.
— Ты идиот. — Тон Прескотт и ее лицо в данный момент были практически лишены всякого выражения. — Она блефовала, а ты попался на ее удочку. У нее нет ни единого доказательства против тебя. Все, что она имела, — предположения, которые ты по глупости подтвердил.
— Ты видела счета? Как ты можешь быть такой уверенной!
— Потому что я не делаю ошибок. Я обеспечила полную гарантию, что ничто и никто не сможет связать твое имя с Анхелой. Мое имя на всех документах, на каждом чеке. И не надо…
— Тогда пусть эта история останется между нами, — перебил ее обрадованный Картер. — Будем считать, что это твои дела. И вообще, было ли что-то? Я не вижу ничего противозаконного в том, что ты сделала, за исключением того, что ты не приняла этого предложения врача. И не волнуйся, если возникнет проблема: мои адвокаты снимут ее. — Он похлопал ее по плечу, как хозяин поощряет свою собаку. — Думаю, неплохая идея прямо отсюда позвонить Рамзею, чтобы прояснить ситуацию. Надо подумать, как ее можно оклеветать. Это поддаст ветерка ее парусам.
— А что ты собираешься делать? — спокойно спросила Прескотт.
Он посмотрел на часы.
— Мне бы уже пора начать одеваться к обеду. Ты же знаешь, какой бывает Клаудия, когда задерживается обед. Поговорим попозже.
Джейн Прескотт посмотрела вслед Картеру Кинсли, когда он своей уверенной легкой походкой выходил из библиотеки, затем вошла в свой кабинет, примыкавший к ней, и села за стол. Она сняла очки и положила их сверху компьютерных распечаток последних посреднических сделок в Иове.
Она не волновалась за свою безопасность. Без веских доказательств ни одна газета не напечатает обвинения Лары из страха быть опозоренной. До того как сегодняшний закон вошел в силу, тысячи пациентов помещались в государственные больницы, так как их родственники отказывались нести за них ответственность. Конечно, кто-то и может осудить ее за то, что она отказалась подписать освобождение Анхелы, но это не было противозаконным. Хотя они с Кинсли этим буквально убили Анхелу.
Джейн поняла, что он легкомысленно уверен в том, что она и теперь все возьмет на себя.
