Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее слез.
— Лара, ты на самом деле победишь. — Взяв ее за плечи, Кэл повернул ее к себе. — Каждый раз, когда ты ступаешь на эту сцену, это уже победа. Вот чего тебе не могут простить эти ублюдки. У тебя хватило мужества порвать с этим, потому что ты хотела стать больше чем секс-звездой. И теперь ты знаешь, какая ты хорошая актриса. Ты доказала это на репетициях. Никто никогда не сможет снова отнять это у тебя.
Его руки потянулись разгладить испуг на ее лице.
— Господи, как бы я хотел, чтобы ты видела, как красива ты в спектакле. Я не говорю о твоем лице или теле. Ты вся светишься изнутри, и это — что бы ни случилось с тобой — ничто и никто не сможет разрушить. Ты освещаешь собой всю сцену.
Слова Кэла шли из глубины сердца, его глаза горели любовью. Лара онемела, в ответ ее губы раскрылись нежно и чувственно.
— Лара, я так люблю тебя! — вырвалось у него.
Он даже не представлял себе, как сейчас она нуждалась в этих словах. Он поцеловал ее со страстной нежностью, и она пошла ему навстречу, раскрываясь, как цветок. Он сгреб ее в свои объятия, словно боялся опять потерять. Так долго отвергаемая ею волна любви с новой силой захлестнула ее. Она прижалась к нему каждой своей частичкой.
Звук торопливых шагов за дверью наконец возвратил их в реальность сегодняшнего вечера.
— Черт! — он оторвал свои губы от ее, продолжая все так же прижимать Лару к себе. — Тебе давно уже пора одеваться, а мне надо сбегать посмотреть, как там дела у технической группы. Продолжение следует, — дал обет он, прежде чем они наконец расстались.
В центре освещенного прожекторами экрана, расположенного в глубине сцены, появилось изображение: волосы цвета платины обрамляли лицо с небесно-голубыми глазами; блестящие, соблазнительно раскрытые губы и тело, которое, казалось, покрыто тонким слоем золота. По ходу спектакля ее имидж секс-звезды Голливуда все больше и больше заполнял экран, пока в конце спектакля он не стал доминирующим на сцене — точно так же, как он доминировал в жизни Лары, несмотря на ее внутренний протест и отвращение.
Невзирая на все опасения и слезы, Лара в тот вечер окончательно покончила с этой доминантой, с этим имиджем и в жизни и на сцене.
Когда она с гордо поднятой головой вышла к публике, сердце ее неистово забилось. Из публики доносился ропот восхищения, шепот обсуждения ее внешнего вида, тихие нетерпеливые хихиканья.
«Публика, любящая жареные зрелища, должна раскрываться и выражаться именно в этом», — подумала Лара.
И эта публика, которая должна была провалить и освистать ее, в какой-то момент, к своему изумлению, увидела в ней серьезную драматическую актрису.
Думая, что никогда уже не сможет изменить свой имидж и что ей нечего терять, Лара превзошла себя. Она наконец поняла, что все эти годы была поглощена только жаждой признания, ненасытной потребностью в любви публики. Любовь, которую она увидела до спектакля на лице Кэла, так и осталась запечатленной в ее глазах. Она поняла, что только в его любви заключается все то, что ей больше всего необходимо.
Она больше не «зажималась», выражая на сцене все свои чувства к Кэлу, всю свою страсть, все, чего она так боялась во время репетиций.
Где-то в глубине сознания она ощутила звенящую пустоту, словно между сценой и залом пробежал электрический заряд, и все задержали дыхание. Занавес опустился, в зале несколько минут стояла тишина — театр словно отделился от зрителя. Когда подняли занавес снова, публика взорвалась аплодисментами.
Так, стоя, они аплодировали Ларе почти десять минут. Это была самая большая месть, всем, кто ей изменил, о которой она даже не осмеливалась мечтать.
Однако любовь и гордость, которую она увидела в глазах Кэла, подбежав к нему за кулисами, были ей в сто раз дороже оваций публики. И когда она всю ночь, чувствуя его частью себя, лежала на руке любимого, и они разговаривали и любили друг друга, Лара наконец поняла, что приобрела то, чего не даст ей преклонение даже всего мира.
