— Обещаю смотреть не пристально, а прищурившись, — улыбнулся Питер.
— Я настаиваю, чтобы ты вышел!
— Ладно-ладно, уже ухожу.
Питер действительно вышел и даже осторожно прикрыл за собой дверь. Но через пару минут, когда Марианна открыла дверцу шкафа, раздумывая, что бы такое надеть, а простыня незаметно сползла на пол, голова Питера неожиданно снова просунулась в комнату.
— Я забыл спросить: кофе со сливками или без? — Его взгляд был лукавым и восхищенным одновременно, и он послал ей воздушный поцелуй.
— Питер! — воскликнула Марианна возмущенно и запустила в него первым, что попалось под руку.
Оказалось, что это полупрозрачный пеньюар, который она никогда не носила.
— Советую тебе надеть это, — произнес Питер, разглядывая тонкую ткань.
— Ни за что! Я надену паранджу.
— А под ней ничего не будет? — с заинтересованным видом спросил Питер.
Марианна, уже успевшая завернуться в простыню, гневно сверкала глазами.
— Ладно… — Питер в знак капитуляции поднял обе руки. — Я больше не буду. А вообще предлагаю завтрак в простынях. А что? Ходили же так в Древнем Риме, да и сейчас ходят в некоторых местах.
— А ладно. — Марианна махнула рукой. — В простынях так в простынях. Но умыться все же не помешает. И причесаться.
— Ты прекрасна, как Афродита, — сказал Питер. — А непричесанная еще прекрасней.
— Я все же причешусь. — Марианна направилась в ванную.
Питер в свою очередь пошел на кухню заканчивать приготовления к позднему завтраку.
— Я и не знала, что у меня в холодильнике столько еды! — Марианна появилась на пороге кухни умытая, причесанная и в простыне, повязанной очень элегантным способом.
— Ничего, что я так… по-хозяйски? — немного смутился Питер.
— По-моему, получилось великолепно, — похвалила его Марианна. — У меня просто слюнки текут. Все такое аппетитное.
Она уселась за стол, взяла в руки чашку с кофе и потянулась за рогаликом, разрезанным пополам и намазанным джемом.
— Может, ты и готовить умеешь?
— Конечно, умею, — кивнул Питер. — Я вообще много чего умею. Со мной хорошо и удобно.
— Не сомневаюсь, — улыбнулась Марианна. — Выходит, вчера, когда мы пекли кексы, ты нарочно путался у меня под ногами с таким видом, как будто в первый раз в жизни попал на кухню?
— Нет. — Питер покачал головой. — Вовсе не специально. Во-первых, я вчера жутко волновался, ну просто как мальчишка. А во-вторых, печь я действительно не умею. Совсем.
Питер поглощал рогалики, пирожные и тосты с внушающей уважение скоростью, так что Марианна даже засмотрелась на него, застыв с чашкой кофе в руках. Он заметил ее взгляд, потом посмотрел на опустевшие тарелки и смущенно положил на место пирожное.
— Да ты ешь, ешь, не стесняйся, — подбодрила его Марианна.
— Вообще-то обычно я не такой прожорливый, — принялся оправдываться Питер. — Просто сегодня что-то на меня нашло.
— Мне нравится твой аппетит.
Питер снова взял в руки пирожное. Посмотрев на Марианну, он откусил маленький кусочек. У нее невольно вырвался смешок. Питер снова положил пирожное на тарелку.
— Кажется, я уже наелся, — проговорил он со вздохом и откинулся на спинку стула.
При этом он локтем задел тарелку с пирожным, она накренилась и готова была уже грохнуться на пол, но Питер успел подхватить ее быстрым движением. Тарелка осталась у него в руке, а пирожное все-таки съехало и плюхнулось ему на колени. Питер издал нечленораздельное сердитое восклицание и виновато взглянул на Марианну.
Марианна со смехом протянула ему салфетки.
— Хорошо, что ты в простыне, а не в своих светлых брюках, — сказала она. — Мусорное ведро под раковиной.
Питер встал, направился к раковине, придерживая двумя руками пирожное. Но и на этом пути его подстерегали неприятности: сначала он наступил на край простыни и чуть не растянулся, потом, окончательно запутавшись в складках простыни, чуть не опрокинул мусорное ведро.
— Да что ж это такое творится?! — воскликнул он. — Меня срочно нужно выставить за дверь, пока я окончательно все здесь не порушил. Сам не пойму, чего это я сегодня такой буйный!
— Ну просто как бешеный Колмен, — констатировала Марианна, невозмутимо наблюдавшая за акробатическими трюками Питера.
— Как кто? — переспросил Питер.
— Как бешеный Колмен, — повторила Марианна. — Так сказала бы моя бабушка.
— А кто он, этот Колмен?
— Именно этот, бешеный, не знаю. — Марианна пожата плечами. — А вообще Колмены — это наши соседи. То есть соседи бабушки с дедушкой.
— Бешеные? — поинтересовался Питер.
— По-моему, не очень.
— Тогда я ничего не понимаю, — произнес Питер, снова усаживаясь на стул возле Марианны.
— А, — махнула рукой она, — это долгая история. И неинтересная.
— А мне кажется, интересная. — Питер проявил упрямство. — Ну расскажи.
— Ну хорошо, — кивнула Марианна. — Сам напросился. Началась эта история очень давно, — начала Марианна вкрадчивым голосом и покосилась на Питера. — Лет триста назад, наверное. Или около того.
— Ого! — восхитился Питер. — А ты говоришь, неинтересная!
— По соседству с землями моих предков располагались земли неких Колменов. Граница проходила прямо по реке. По небольшой такой речке, она и сейчас течет на том же самом месте. Жили они себе жили… мои пращуры, Тэмплтоны и эти самые Колмены. Нормально жили, не ссорились. Поначалу. А потом началось. Кажется, началось все с мельницы, которую то ли они вдвоем в складчину построили, то ли кто-то из них сам построил на реке, а другого не спросил… В общем, что-то они не поделили и разругались насмерть. Так, что мельницу эту самую сожгли, пастбища друг у друга потоптали, а уж какими словами называли друг друга… это история умалчивает.
— И что дальше? — спросил Питер, слушавший Марианну с напряженным интересом.
— А дальше эта вражда передавалась из поколения в поколение.
— И до сих пор передается?
— Ага, — кивнула Марианна. — В детстве, когда я на каникулах жила у бабушки с дедушкой, я жутко боялась этих Колменов. Думала, это какие-то жуткие чудища с огромными ртами и лапами, как у Кинг-Конга. А потом поняла, что это обычные люди. Очень удивилась.
— И что, твои бабушка с дедушкой воспитывали в тебе ненависть к этим самым Колменам?
— Да не то что бы… Просто дедушка к месту и не к месту вставлял, что это Колмены, например, всю рыбу в речке выловили или всех зайцев в лесу перестреляли и чуть ли это не их вина в том, что идет дождь или ветер снес крышу сарая. А бабушка использовала их фамилию как универсальное ругательство.
