Марисала оглянулась и, заметив его, ускорила шаг.
— Эй! — окликнул он ее, догоняя. — Что случилось? Куда ты?
Не замедляя шага, Марисала обожгла его гневным взглядом и выпалила длинную тираду по-испански.
На Сан-Салюстиано Лайам хорошо выучил испанский, но за последние годы основательно его подзабыл. Однако общий смысл был ему понятен. Марисала упоминала грязную крысу и лошадиный навоз, каким-то образом связывая эти понятия со своим собеседником. Еще Лайам расслышал что-то о предательстве старой дружбы… и о письме Сантьяго.
Она все узнала! Должно быть, нашла письмо и прочитала его!
Лайам чертыхнулся сквозь зубы и снова бросился за ней.
— Марисала, клянусь, я собирался тебе все рассказать…
Марисала резко повернулась к нему.
— Вот как? — спросила она. — И когда же? Когда ты собирался сообщить, что тебе поручено стать моей гувернанткой и бонной? Что ты должен научить меня красиво одеваться, модно причесываться, женственно ходить, непринужденно поддерживать светскую болтовню — а главное, не раскрывать рот при мужчинах?
Марисала дрожала от ярости, и Лайам понял, что совершил большую ошибку.
— Прости. Я понимаю, что должен был все объяснить сразу…
— Мне не нужен надсмотрщик! Мне не нужна ни твоя помощь, ни защита — и, уж конечно, не нужно твое гостеприимство!
— Марисала…
— Как ты мог согласиться на такую глупость? Как мог даже подумать об этом?
— Мне показалось, что это не так уж серьезно. Все, чему ты должна научиться, — не показывать при каждом удобном случае свою силу…
— Ага! Значит, я только и делаю, что показываю свою силу? — Пока Марисала не пускала в ход руки, но Лайам понимал, что этого недолго ждать. — Спасибо, что сказал. Вот не знала, что вы все так меня боитесь!
— Марисала, твой дядюшка — человек другого поколения. И тебе будет гораздо легче с ним столковаться, если ты…
— Если я что? Буду тихо, как мышка, сидеть в уголке и не вмешиваться в мужские разговоры, даже если мне есть что сказать? Буду носить платья и юбки, которые он для меня покупает? Проведу остаток жизни с Энрике Моралесом, человеком, которому Сантьяго продал меня в жены?
— Продал? О чем ты…
— Несколько лет назад я чуть было не вышла замуж.
Об этом Лайам знал. Сантьяго приглашал его на свадьбу, но Лайам отказался, извинившись и выдумав какую-то отговорку. Он не хотел видеть, как Марисала выходит замуж за другого.
Только несколько месяцев назад из телефонного разговора с Сантьяго Лайам узнал, что свадьба расстроилась.
— За несколько дней до свадьбы я случайно узнала, что Сантьяго предложил моему парню крупную сумму денег с условием, чтобы тот на мне женился. Разумеется, если бы я знала об этом, никогда бы не согласилась. Но я думала… — Марисала расправила плечи и гордо вздернула подбородок. — Я вела себя как дура, — сказала она. — Но, слава Богу, вовремя узнала правду. И никакой свадьбы не было.
Энрике. «Ее парень». Всеми силами души Лайам ненавидел этого человека — и не за то, что тот обидел Марисалу, а за то, что целовал ее, прикасался к ее телу, шептал ей слова любви. И она любила его — любила так сильно, что собиралась за него замуж…
Лайам приказал себе не думать об этом ублюдке. Выбросить из головы навязчивые видения: Марисала в объятиях другого мужчины, ее темные глаза затуманены страстью…
Он откашлялся и заговорил:
— Мара, почему бы нам не вернуться домой и не поговорить спокойно?
— Потому что у меня нет никакого желания с тобой разговаривать. Уже темнеет, а мне еще надо найти ночлег.
Лайам почувствовал, что его охватывает гнев — возможно, вызванный мыслями об Энрике. Он глубоко вздохнул и приказал себе сохранять спокойствие.
— Хорошо. Я вижу, что ты зла, как черт. И имеешь полное право злиться. Я должен был тебе все рассказать при встрече. Прости. Но моя ошибка вовсе не означает, что теперь ты не можешь остаться у меня…
Марисала подхватила свою сумку и сошла с тротуара.
— Я не хочу с тобой разговаривать! Мне двадцать два года, и в няньке я не нуждаюсь. Ты мне не нужен. Мои заботы тебя не касаются. Убирайся и оставь меня в покое!
Лайам стиснул зубы. Он знал, что Марисала вспыльчива, но быстро отходит. Минут через десять она успокоится и прислушается к голосу разума.
— Послушай, у меня в машине пицца, а припарковался я прямо напротив пожарного крана! Давай хотя бы…
— Нет и еще раз нет! Теперь я ясно вижу, что ты на стороне Сантьяго!
Марисала говорила громко, почти кричала, и прохожие уже начали оглядываться на эту странную пару. Лайам решительно преградил девушке дорогу. Его собственный гнев неудержимо рвался наружу.
— Прости, пожалуйста, что я не смог отказать старому другу в его просьбе.
Глаза ее сверкнули, как молния.
— А я тебе кто? Не друг? Почему ты без колебаний встал на его сторону?
Лайам развел руками.
— Извини, я не знал, что в Сан-Салюстиано снова идет война. И что теперь вы с Сантьяго по разные стороны баррикад!
Мимо проходил какой-то молодой человек. С очаровательной улыбкой Марисала повернулась к нему.
— Извините. Мне негде ночевать. Не будете ли вы так добры приютить меня…
— Марисала! Прекрати сейчас же! — Лайам схватил ее за руку и оттащил в сторону.
Юноша с опаской взглянул на Лайама, затем снова на Марисалу и поспешил прочь.
— Вести себя разумно — вот чему ты должна научиться! — прорычал Лайам. — Не откалывать таких штучек! Такое твое поведение и выводит Сантьяго из себя!
— Значит, я должна измениться! — горячо ответила Марисала. — А то, что он меня достает, — это нормально? Он не обязан меняться?
Она замолчала и устало опустилась на ступеньки. Лайам видел, что она смертельно утомлена. И еще — по-настоящему оскорблена, хотя и пытается скрыть обиду за дымовой завесой гнева.
— Не знаю, — тихо проговорила она. — Я думала: вот кончится война — и начнется счастливая мирная жизнь. Война кончилась, и оказалось, что для меня в новой жизни нет места. Я хотела бы работать на благо страны — но я не политик. Не умею даже организовывать учебу в институтах, как Энрике.
Снова Энрике! Само это имя было ненавистно Лайаму. Но в то же время, как ни странно, он хотел знать о сопернике все.
Марисала покачала головой.
— Да будь я даже прирожденным политиком, мне не позволили бы занять более- менее важный пост. Женщина с министерским портфелем? Держи карман! За меня не проголосует никто, кроме женщин, — да и тех на избирательный участок не пустят мужья!
Весь гнев Лайама мигом испарился. Он присел рядом и взял ее за руку, отлично понимая, что тем самым усложняет себе жизнь.
