— Я боюсь глубины, — призналась Измайлова, тыкаясь носом в его шею.
— Ты полна сюрпризов, — по-доброму засмеялся Соболев. — Посмотри на меня. Давай. Фрось, ну же…
Нехотя Лена выпрямилась и посмотрела Косте в глаза, стараясь не ловить боковым зрением окружающий кошмар. Взгляд «спасательной жилетки» был нежным и понимающим. Он не осуждал, не смеялся над ней.
— Нечего бояться. Я с тобой, — тихо сказал Костя и заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. — Веришь мне?
Лена кивнула, закусив губу, чувствуя волнение и стыд одновременно. Как было бы здорово, начни они отношения, как у Сережи и Светы, но он заставал ее в самых нелицеприятных ситуациях.
— Умница, — похвалил Соболев и стал продвигаться со своей ношей на глубину, наблюдая, как глаза Лены расширялись от испуга, а руки сильнее обнимали его. Пугать ее Костя не хотел, но ему очень нравилось происходящее.
— Я плавать не умею, — не выдержала Лена и зажмурилась, вновь пряча нос на его шее.
— Мы не пойдем далеко, — заботливо успокоил Соболев.
Лишь спустя время ему удалось успокоить ношу и уговорить встать на ноги. Однако руки от него она так и не убрала, бессознательно цепляясь всякий раз, стоило ему качнуться на слабых волнах.
Все время, пока солнце не покинуло пляж и разнеженных туристов, они провели вместе. Перезнакомились с сопровождающими друг друга компаниями и успели еще раз зайти в море вдвоем.
В разговорах о себе, знакомстве более осмысленном, Костя гладил ее ноги, устроившись между ними на шезлонге и положив голову на грудь Фроси. Та же в свою очередь перебирала его шевелюру пальцами, легонько ее почесывая. Когда Соболев демонстрировал свои великолепные навыки пловца, заплывая за буйки, Лена неотрывно всматривалась в его темную макушку, наслаждаясь спокойствием и глупыми мечтами. Создавалось ощущение, что они были вместе уже давно, и им совершенно ни к чему выставлять себя в лучшем свете, флиртовать после всего случившегося. Конечно, завоевать его Лена хотела, только сейчас применять женские хитрости было глупо.
Вечером Костя повел Лену ужинать, а после они гуляли до самой ночи. С непривычки ноги ее гудели, но на душе был настоящий праздник. Так она узнала о работе Соболева, его увлечениях автогонками после прохождения курсов экстремального вождения; о любимое еде, которой оказалась итальянская кухня; о друзьях, к которым он приехал на отдых; о родителях и родственниках, которые очень любили шумные семейные посиделки на большой загородной даче.
В жизни Измайловой не было большой семьи, только родители и дед с бабушкой со стороны мамы. Папа вырос в детском доме, так что баловали ее родственники только с одной стороны. В еде была неприхотлива, но очень любила шоколад. Хобби никогда не было, разве что в деревне, у стариков, за огородом ухаживать, а еще фобии, леший их раздери. Возникли ни с чего. Кажется, будто встала в одно утро, и все страхи разом заполнили голову. И все. Жизнь изменилась.
Костя слушал внимательно. Открыто смеялся надо всеми забавными историями и прижимал к себе крепче, когда чувствовал ее грусть. Первое настоящее свидание хотелось закончить под утро, в постели с Фросей, но он держал себя в руках. Не мальчишка уже.
— Хороший был вечер, — сказала Лена, едва они остановились у дверей ее номера. — Спасибо тебе.
— Надеюсь, не последний, — усмехнулся Костя, стараясь считать язык ее тела. Напирать смысла не было. В конце концов, она сама должна желать его не меньше.
— До завтра? — с надеждой спросила Измайлова, пряча свое волнение. Признаться себе, что хотела продолжения, было легко, но навязываться не решалась. Доброе отношение не показатель огромной симпатии.
— Доброй ночи, Фрося, — тихо сказал Костя и коснулся губами ее губ. Нежно. Непонятно, как многоточие.
Едва Соболев дошел до лестницы, ловя себя на мысли, что расстроен ее нерешительностью, как его окликнули.
— Костя! — с блестящими в свете тусклых ночных ламп коридора глазами, красивая и безумная, позвала его Лена.
— М? — Костя даже подвис, залюбовавшись ею. Стиснуть Фросю в своих объятьях, подмять под себя и залюбить до одури хотелось неимоверно.
— А еще… я одна спать боюсь, — соврала Измайлова, читая про себя мантру: «Я не краснею. Мне не стыдно».
Повторного приглашения не понадобилось. В ее номер он внес ее на руках, так же как уносил в воду. Поцелуи стали жаркие, мокрые, необузданные. Каждая ласка, каждый стон, каждый прерывистый вдох возбуждали сильнее и всё внутри закручивали в сладкие узлы. Внимание обоих сужалось до фокусировки друг на друге, размывая остальное за ненадобностью.
— Я скучал… — прошептал Костя в поцелуй, раздевая Фросю.
— А я не смогла тебя отпустить, — почти извинялась Лена, выпадая из реальности от его голоса и слов.
— Солнышко мое… и я рад этому, — сейчас ему даже представить было невозможно, как бы они разошлись по разным комнатам. — Хочу тебя… безумно…
Все в мире относительно. Порой ночь тянется долго, но не в этот раз. До самого рассвета Костя не выпускал ее, воплощая фантазии, что занимали его голову последние дни. Он был нежным, внимательным, но в то же время мог быть грубым и необузданным, ненасытным и деспотичным. А Лена училась, отдавалась без остатка, улетала так далеко, куда даже авторы фантастики не заглядывали в своем воображении.
Тело Лены горело от его рук и губ, его ласки доводили до помешательства. Немыслимым водопадом обрушивались в сознание неискушенной девушки слова нежности, греха и порока, от сладкого «моя» до резкого «сучка». Рай и Ад. Ее кидали в раскаленную лаву, а потом возносили в морозную невесомость Вселенной.
Бесконечная гонка с самыми крутыми виражами заводила Костю до скрежета зубов. Казалось, что очередной забег должен измотать его, но было мало. Податливая, исполняющая все его капризы и желания, с наивными, порой удивленными глазами, она вышибала весь воздух, распаляла до бесконтрольности. Он пил и не мог напиться. Неумелые, но такие искренние ласки стирали любые принципы, правила, осторожность. Стоя с ней рядом на балконе в одном полотенце на бедрах, глядя на восходящее солнце, он все еще хотел сорвать с нее легкую простынь, под которой не было ничего, кроме желанного тела.
Время летело, как борзая за добычей. Десять полных страсти ночей и не менее интересных дней. Поездка по материку на арендованных автомобилях, посиделки в кафе с друзьями, прогулки по окрестностям, чтение в шезлонгах на пляже, поддразнивание друг друга в море, где вода позволяла быть неприлично близко друг к другу. Казалось, что они рассказали все, что знали, но каждый раз находилась новая тема, новый интерес. Все было похоже на подарок Судьбы, которая сжалилась наконец над Леной.
Скрывать от самой себя было уже глупо, и Измайлова призналась, что любит… Его… Костю Соболева… Всей своей душой, каждой клеточкой, каждым ударом своего измученного сердца. Готова стать кем угодно для него, ради него, с ним… Он — ее воздух, ее Галактика, ее лекарство, ее покой, ее радость и счастье…
Очередным утром она рассматривала безмятежное и умиротворенное лицо спящего рядом Кости. Он был прекрасен. Лена тихо лежала рядом, нос к носу, и боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить.
— Я люблю тебя, — прошептала Лена и улыбнулась тому, как приятно и легко было раскрыть свое сердце.
Признание нежным теплом разливалось по груди Кости. Тягучее, искрящееся, елейное чувство растекалось по венам. Увидеть ее глаза прямо сейчас хотелось неимоверно, но он не желал проявлять себя. Не был готов. Ему нечем ответить ей.
Малодушием было и дальше притворяться спящим, но лучше так. Между ними все было естественным и самим собой разумеющимся, вопросов о более глубоких чувствах не возникало, и Соболева это устраивало. Да, он что-то чувствовал. Только это не похоже на прожитое с Сашей. Больше напоминало влечение, страсть, пусть даже похоть, но любовь… Он не был готов.
