— Тогда я имела в виду другое, — забираясь к нему под мышку, прошептала девушка.
— А сейчас? — поинтересовался Игорь.
— Сейчас, не знаю… Но, если честно, я иногда думала о тебе, — не слукавила француженка, и, помолчав, осторожно полюбопытствовала: — Игóр, эта девушка на картине… твоя…
— Нет, это вымышленный образ, — оборвал он ее.
— Не сердись, я просто хотела тебе рассказать, что уже договорилась выставить ее в Венеции на Биеннале. После Венеции она станет дороже.
Игорь от неожиданности сел.
— Как это тебе удалось?
Симона сделала многозначительное лицо.
— Тебя не смущает, что здесь, в Касселе, я могу ничего не получить?
— Это не имеет значения. Даже то, что тебя выдвигали на премию, уже сыграло свою роль.
Игорь потянулся к телефонной трубке.
— Ты кому?
— Шампанскому, — пошутил Игорь.
А Симона продолжала:
— Сейчас очень благоприятное положение на рынке искусств. Недавно на торгах Кристи и Сотби продали акварели Ван Гога «Сбор урожая в Провансе» почти за пятнадцать миллионов долларов, а гравировальные доски рембрандтовского «Авраама, беседующего с ангелами» за триста тридцать шесть тысяч. Конечно, современным живописцам и не снились такие деньги, но для нас, агентов, это как барометр, понимаешь? Значит, после длительного застоя наш бизнес пошел.
В дверь тихо постучали, и официант вкатил столик. Он приподнял холмик белоснежной салфетки, скрывающей серебряную головку бутылки, и выстрелил пробкой.
— За наши успехи! — провозгласил Игорь.
— И за нас! — добавила Симона. Залпом выпив бокал, она взяла из вазы персик и, надкусив его, как белочка, передними зубами, примостилась на постели, поджав ноги. — Правда, сейчас поговаривают о введении так называемого «права ренты». — Чувствовалось, что незаконченный разговор волновал ее не меньше, чем секс. — Мы, торговцы современной живописью, — с важностью произнесла Симона и взглянула на Игоря, — этого очень опасаемся.
— А что это означает? — спросил он, подливая ей шампанского.
— Это означает, что от каждой перепродажи семье художника, если не прошло семидесяти лет после его смерти, будут отчисляться два-четыре процента от суммы сделки. С учетом налога на добавленную стоимость, это очень невыгодно покупателям и продавцам. Симона, с аппетитом догрызая персик, потянулась к салфеткам, оставленным официантом на столике. — Я посвящаю тебя в проблемы своего бизнеса, но к тебе это пока не относится. А вот когда ты станешь знаменитым…
— То после моей смерти покупатели начнут драться на аукционах за мои произведения. Их будут перекупать друг у друга, и за каждую сделку мои дети станут получать деньги, — закончил он ее мысль и предложил: — За это тоже можно выпить. Мне это нравится.
— А мне нет, — вздохнув, заключила Симона.
— У каждого свой интерес, — пошутил Игорь, размышляя о другом тосте.
— Хорошо бы он не наступал на пятки ни продавцам, ни покупателям.
— Я хотел бы, чтобы твой бизнес процветал, — искренне пожелал художник.
— Спасибо тебе, дорогой, за добрые слова. — Отпив немного искрящейся жидкости, Симона торжественно произнесла: — Наконец пришла очередь сообщить тебе новость, с которой, собственно, я и пришла к тебе. На все твои картины, привезенные сюда, у меня уже есть клиенты!
Художник с благодарностью посмотрел на девушку.
— Тебя интересуют цены? — не поняв его взгляда, вскинулась она.
— Нет, — улыбнулся Игорь. — Я подумал о другом. Ты замечательный агент, и я тебе полностью доверяю. Ты все время радуешь меня, приносишь добрые вести, помогаешь мне, ты… вообще чудесная девушка. Поэтому мне совестно скрывать от тебя… — Игорь помялся. — Как бы это сказать помягче? Тебе надо подобрать другого художника. У твоего будущего гения масса проблем. — И Игорь начал рассказывать ей о русской мафии, о том, что ему угрожали. Но чем подробнее вдавался в суть, стараясь напугать девушку, тем решительнее сверкали ее глаза. — Теперь ты знаешь все, — закончил он исповедь. — И можешь с моего согласия, а точнее, даже по моему настоянию найти другого.
— Потому что в твоем сердце тоже другая? — чувствуя недосказанность, ревниво напомнила она о «Златовласке».
Игорь ничего не ответил.
Симона щелкнула в полутьме зажигалкой.
— Если это все, что ты хотел мне сказать, — промолвила она, многозначительно посмотрев на Игоря, — в Венеции такое не повторится. Я постараюсь уладить это заранее.
— Думаю, что все непросто, — задумчиво произнес Игорь.
— Я сообщу в жюри…
— И в полицию, — с иронией в голосе поддразнил Игорь.
— Не думай, что ваша мафия непобедима! — разозлилась Симона.
— Конечно, и что ваше жюри неподкупно, — взорвался он. — А ко мне ты приставишь, робота-полицейского!
— По поводу жюри не совсем так: ведь каждый член жюри — это живой человек, а не компьютер с глазами. То есть мнение каждого субъективно, и существует много причин, влияющих на его решение. Ты согласен? — Симона, отставив фужер, примирительно юркнула под одеяло.
— Конечно. — Игорь тотчас же растаял, забыв о споре, и обнял девушку.
Но Симона решила его обхитрить. Она вырвалась из объятий Игоря и продолжила:
— Во-первых, жюри многонационально, значит, каждый протежирует своему.
— Россиян в жюри нет, — возразил Игорь.
— Во-вторых, — не сдавалась Симона, оставив без внимания его реплику, — внутренние склоки в мире живописи, зависть, политика… Перечислять дальше?
— Не стоит. — Легко перевернув ее тело в постели и оказавшись сверху, он почувствовал себя победителем.
— Каждый сам даже не подозревает, какое решение может принять под воздействием того или иного фактора, — пробуя бороться, выдохнула из себя девушка. На мгновение ей удалось вырваться из крепких объятий Игоря и она прошептала: — Даже сиюминутного настроения.
«Вот что касается последнего, — полностью овладев ею, Игорь ощущал, что буквально растворяется от ласковых прикосновений француженки, — тут я с вами, мадемуазель, совершенно согласен».
Премию в Касселе Игорь не получил. Не дали ее и «Седому». После разговора с Игорем Симона постаралась довести до сведения своей соотечественницы, возглавлявшей выставку, об изменившемся настрое членов жюри. Перед заключительным заседанием комиссии та переговорила с каждым. Результат тайного голосования оказался неожиданным. Россияне не прошли вообще. Но деятельная Симона не унывала, напротив, она восприняла это как маленькую победу. Отобрав у Игоря кроме «Златовласки» еще несколько картин, она стала готовить его к Биеннале.
