Дылда Доминга
Вампирская сага Часть 1
Билли весело и жизнерадостно напивался в одном из своих любимых баров в компании новых девушек. Он был представителем новой рассы - созидателей стиля и рекламных компаний для масс. И даже напивался не банально водкой или виски, а нескончаемым перечнем коктейлей, как-будто и в этом занятии он должен был блеснуть оригинальностью своей мысли.
- Тимми, - позвал он пробегающего мимо официанта, - налей-ка мне "соленую собаку".
- Держи, - улыбаясь, протянул ему коктейль мужчина с татуировками в облегающей черной майке.
- А, старина Джейк, - обрадовался Билли. - Это бармен, - кивнул он девчонкам. Те радостно захихикали, пялялсь на татуировки Джейка.
- Тебе уже можно было бы собаку без водки, - тихо заметил приятелю Джейк.
- В смысле, одно молоко? - улыбнулся Билли.
- Иногда наступает время и для молока.
- Да ну, Джейк, прекрати, - мотнул головой Билл, - я еще и не начинал. Для драйва, знаешь, сколько надо топлива!
- Кстати, о драйве, - серьезно сказал Джейк, склонившись к Билли. - У нас планируется некая рекламная компания, насколько я знаю. Ну, понимаешь, нужна свежая струя.
- Дружище, ты по адресу, - Билл распахнул улыбку на все 32 зуба.
- Ты знаком с нашим владельцем? - с каким-то оттенком замешательства в голосе спросил Джейк. При этом он стал потирать череп на правом предплечье так, словно пытался от него избавиться.
- Э, да ты никак неврничаешь, - заметил Билл, не смотря на то, что уже был прилично навеселе. Когда речь заходила о работе, он словно включался, независимо от того, на каком моменте его прервали.
- Ты и сам занервничаешь, - мрачно предупредил его Джейк. - Так тебе... вашей конторе нужна эта работа?
- Само собой, - кивнул Билл, - ну, мы, как всегда, на высоте, ты знаешь. Но сейчас период затишья.
- Идем, - махнул ему рукой бармен, и Билл послушно последовал за ним в подсобные помещения. На ходу Джейк сунул ему пару подушечек ментоловой жевательной резинки: - Блин, Билли, зажуй, от тебя такой факел.
Билл ухмыльнулся и не глядя забросил подушечки в рот:
- Я в норме, приятель, лучше не бывает.
- Ага, - с сомнением покачал головой Джейк. Но тем не менее довел его до двери из темного дуба, постучал, просунул туда голову и после пары фраз, которыми они обменялись с кем-то внутри, распахнул дверь пошире. В комнате, по внешнему виду напоминающей офис, за темным столом сидел мужчина с длинными черными волосами, забранными назад и тяжелым проницательным взглядом. Он не заметил или сделал вид, что не заметил, как разит от Билли, говорил кратко и по существу. Надо отдать должное Биллу, он не ударил в грязь лицом и вел себя, как обычно с клиентами, пару раз даже умудрившись удивить владельца свежим взглядом на вещи. Таким образом, можно было сказать, что проверку на прочность Билли прошел.
- Когда вы сможете этим заняться, Билли? - спросил незнакомец.
- Как только переговорю с нашим боссом. - Ответил Билл. - Но это не будет большой задержкой, - уверенно улыбнулся он, - мистер... простите, не расслышал Вашей фамилии.
- Я ее и не называл, Билли. Зовите меня мистер Дориан.
- Очень рад знакомству с Вами, мистер Дориан.
- Взаимно, - ответил Дориан и пожал руку Билли на прощанье.
Джейк задержался на какое-то время в дверях:
- Простите, мистер Дориан, он сегодня немного перебрал.
- Ничего, - кивнул хозяин, - я приятно удивлен. Если он и сейчас способен на хорошие идеи, этого больше, чем достаточно. - И углубился в свои дела, показывая, что разговор окончен.
За окном раздался плач ребенка. Дориан и сам не знал, зачем снимал эту небольшую квартиру в старом здании. Возможно, для того, чтобы иногда укрываться в ней днем на покой и чувствовать себя ночью комфортно, располагая своим собственным домом. Возможно, ему просто доставляло удовольствие стоять у окна, вслушиваясь в звуки ночи, в уединении. Ребенок продолжал истошно кричать.
- Вот и еще одна душа пришла в мир на страдания, - тихо произнес он, прислонясь к балконной двери и прикрыв глаза. Он знал, что злые стали злыми потому, что их сделала такими жизнь. Он знал, что есть вещи, которые не исправить - такие вещи, как боль и опыт, меняющий людей до неузнаваемости, такие вещи, как кровь и смерть. Не говоря уже о всех тех вещах, что произошли с ним за эти годы, десятки, сотни лет. Он уже давно сбился со счета, бывали времена, когда намеренно уставал считать и впадал в некое бессмысленное и бездейственное состояние, устав воспринимать, что-то делать, изображать. Изображать жизнь - так наиболее точно мог он определить то, что делал. Плач еще одного человека знаменовал его приход в жестокий и бессмысленный мир. Но в конце пути этого изменившегося, обозленного, запутавшегося, или съехавшего, всепрощающего и доброго человека ждало освобождение в виде смерти. А Дориана не ждало ничего. Для того, чтобы хоть что-то в его существовании изменилось, ему недостаточно было быть и ждать, как обычному человеку, ему нужно было самому сделать шаг в никуда. И он бы солгал, если бы сказал, что не задумывался об этом, и, возможно, слишком часто в последнее время. Почему? Да потому, что он испробовал все: он уже верил в любовь и испытал все степени разочарования в ней, верил в то, что существование их рассы - это дар, переживал манию величия и ощущение полной своей беспомощности, взлетал в небо к звездам и валялся ничтожный в грязи, испытывал все и так много раз, что это становилось утомительным. Испытывал, пока не осталось ничего, пока внутри не перегорело все, что может гореть. И тогда он стал по-настоящему пустым и холодным. Теперь он сознательно ощущал жалость к людям, мающимся в этом мире, потому что знал каждую их страсть и порок, и все их первопричины, но больше не сопереживал, потому что утратил эту способность вместе с желанием и возможностью испытывать все человеческое. Именно это отличало таких, как он, от живых - не холодное тело, голод, сверхспособности или клыки - а исключительная пустота внутри. Дориан был мертв изнутри и осознавал это. Он больше не ощущал ничего, все было выжжено, как степь после пожара, и, казалось, пройдет еще немного времени, и даже дым выветрится, и тогда не останется уже совсем ничего. Потому он хотел уйти, пока еще хотя бы запах дыма от бывшего Дориана оставался в нем. Уйти по-человечески тихо, так, словно сам способ ухода мог вернуть его немного назад: без пафосного самосожжения в первых лучах солнца, не самоубийством, а предоставив жизни самой решать, как это случится - лишь немного помочь, подтолкнуть в ее обычном водовороте, позволив другим сделать это, всего лишь не мешая кому-то осуществить судьбу.
