Карин Эссекс - Влюбленный Дракула

У каждого из нас есть своя тайная жизнь. Возможно, это всего лишь тончайшая паутина мыслей и фантазий, опутавшая сокровенные уголки нашего сознания. А может, это секретные деяния, большие и малые предательства, которые, выходя из-под спуда, заставляют окружающих воспринимать нас совсем в ином свете.

В отличие от большинства людей, частная жизнь которых остается их собственным достоянием, моя история была написана, продана и предложена публике для развлечения. Человек, сделавший это, отвергает все упреки в неточности, утверждая, что использовал достоверные свидетельства. Но все документы, на которые он опирался, можно с полным правом назвать фальшивками, лживыми измышлениями преступников, стремящихся скрыть свои темные дела.

Подлинная история по-прежнему остается тайной — моей тайной. У меня имеются на это веские причины. Читатель, ты стоишь на пороге мира, который существует параллельно тому, который ты видишь вокруг себя. Но будь осторожен: в пределах этого мира не властны никакие земные правила. Нет и не может быть никаких точных рецептов, с помощью которых человек может выйти за пределы своей смертной природы или же одержать верх над существом, которому каким-то образом удалось это сделать. С этим печальным фактом необходимо смириться. Что бы ни утверждали авторы популярных романов, в потустороннем мире наука и религия равно бессильны. Чеснок, крестное знамение и святая вода — вне зависимости от того, чья рука творила над ней благословение — отнюдь не являются хоть сколько-нибудь надежным оружием. Истина куда глубже, страшнее и причудливее, чем способно представить наше робкое воображение. Как писал лорд Байрон, «правда неизменно оказывается куда более странной, чем самая смелая выдумка. Если бы правду и вымысел можно было поменять местами, романы бы немало выиграли». Перед тобою лежит роман, где правда заняла место вымысла.

Рискуя вызвать неудовольствие как смертных, так и бессмертных, я открою миру поразительные события, произошедшие со мною в судьбоносном 1890 году. Именно в этом году я сбросила кокон обыденной жизни, разорвала оболочку прозаического земного существования и оказалась в невероятном и чарующем мире. Нас с детства приучают бояться этого мира, где царствуют духи, привидения и магия, и при этом не замечать ужасов окружающей нас реальности.

Истина состоит в том, что в первую очередь нам следует опасаться не монстров, а представителей рода человеческого.

28 июня 1890.

В начале всего был голос.

Да, в ту самую первую ночь я во сне услышала голос, который звал меня. Он проник сквозь пелену моей дремы, низкий, звучный голос, в котором слышались то рокот страсти, то стоны вожделения, бестелесный голос, исполненный любви и обещания. Этот голос казался мне таким же знакомым, как и мой собственный, и я никак не могла понять, рождается ли он внутри меня или же исходит извне, из неких внеземных пространств. Вкрадчивый, как шелестящий в листве ветер, мягкий, как бархат, он влек и манил, и у меня не было ни сил, ни желания ему противиться. Этот голос стал моим властелином.

«Я так долго искала тебя», — сказала я.

«Нет, мы искали друг друга».

Потом были руки, точнее, не руки, а прикосновения, легчайшие касания, ласкавшие мое лицо, шею и плечи, прикосновения, которые нежно покалывали мою кожу и пробуждали смутные томления, дремавшие в глубине моего существа. Мягкие губы целовали меня, и поцелуи становились все более требовательными.

«Иди ко мне, Мина, — слышала я шепот и ощущала теплое дыхание на своем лице. — Ты ведь ждала меня, правда?»

Исполненная неодолимого желания узнать, кому принадлежат эти губы, эти нежные руки, я устремилась в темноту, не сознавая, где я, не думая, кто и куда меня увлекает. Я знала лишь одно — мы должны слиться воедино и это слияние станет для меня обретением самой себя. Я чувствовала, как тело мое заключили в объятия, чувствовала, что меня подняли в воздух. Мое парение в темноте нельзя было назвать полетом, ибо я ощущала поддержку надежных и сильных рук. Нечто, похожее на шелковистый мех, слегка щекотало мой подбородок, шею и спину.

Казалось, путешествие наше будет длиться вечно, но наконец мои босые ноги коснулись земли, поросшей мхом. Мое собственное тело, исполненное возбуждения и огня жизни, словно не принадлежало мне. Однако у меня не было сомнений в том, что сердце бьется именно в моей груди, бьется бешено, точно пойманная птица. Словно превратившись в сгусток страсти, я устремилась навстречу этим губам, этим рукам, сулившим ласки, поцелуи и любовное исступление. Перед взором моим по-прежнему была лишь темнота, но я чувствовала, как невероятно нежные руки касаются моих волос.

Я всецело отдалась во власть этих ласк, даривших столь упоительные ощущения. Но внезапно шелковистый мех, приятно щекотавший мое тело, исчез, и руки, недавно столь нежные, внезапно стали грубыми. Теперь я чувствовала, как кожи моей касается нечто влажное. Меня начала бить дрожь. Холод, пронизывающий и равнодушный, сменил обволакивающее тепло. Сырость, окружавшая меня со всех сторон, проникала сквозь кожу, пробирала до костей.

Кто-то — я не была уверена, человек это или животное, — сорвал с меня платье, упавшее к моим ногам. Рука — да, вне всякого сомнения, то была рука, но она не имела ничего общего с той, что ласкала меня несколько мгновений назад — такая холодная, словно она принадлежала мертвецу, бесцеремонно раздвинула мои бедра и отыскала единственное теплое место, оставшееся на моем теле. Я судорожно перевела дыхание и попыталась закричать, но собственный голос застрял у меня в горле, когда ледяные пальцы проникли в сокровенный уголок, еще не знавший чужих прикосновений.

— Давай, готовься.

Голос, прозвучавший у меня над ухом, был резок, насмешлив и ни в малой мере не походил на тот страстный зов, что проник в мой сон.

Я сознавала, что должна оказать сопротивление, но члены мои отказывались мне повиноваться. Тщетно я пыталась поднять руку, сжать кулак или же нанести удар ногой. Мускулы мои утратили силу, тело стало слабым и безвольным. Мне начало даже казаться, что я умерла и нахожусь во власти дьявола.

И все же я не собиралась сдаваться. Утратив способность двигаться, я не утратила рассудка. Я открыла рот, намереваясь издать пронзительный вопль, но с губ моих не сорвалось даже слабого стона. Я попыталась вдохнуть полной грудью, и отвратительный гнилостный запах, проникнув в мои ноздри, заставил меня закашляться и осознать, что я все еще жива. Капля чего-то теплого и влажного, напоминающего плевок, упала на мои веки.