Крис Хамфрис
«Дракула. Последняя исповедь»
Посвящается Элме Ли, писательнице, моей советчице и вдохновительнице. А также памяти Кейт Джонс, самой лучшей из литературных агентов и самой лучшей из друзей. Мне крайне не хватает тебя.
Члены, семейства Дракула:
Влад Дракул по прозвищу Дьявол
Мирка Дракула, его сын
Влад Дракула, его сын
Раду Дракула, его сын
Свидетели:
Ион Тремблак
Илона Ференц
Брат Василий, богомолец
Жюри, выслушавшее последнюю исповедь:
Петру Йордаче, воевода (спатар) замка Поэнари
Янош Хорвати, граф Пек
Кардинал Доменико Гримани, папский легат
При турецком дворе:
Хамза-ага, позднее Хамза-паша
Мурад, султан Оттоманской империи
Его сын, Мехмет Селеби, прозванный вскоре Фатихом то есть Завоевателем
Абдулрашид, его приближенный
Хибах, надзирательница гарема
Таруб, служанка
Абдулкарим, он же Швед, янычар
Заложники в Эдирне:
Братья Мардич, сербы
Константин, босниец
Зоран, хорват
Петре, трансильванец
В Токате:
Махир, палач
Вади, палач
Самуил, христианский мученик
Валашские бояре:
Албу сель Маре, то есть Великий
Удристе
Туркул
Галес
Буриу, воевода (спатар), предводитель конницы
Добрита
Казан, логофет, председатель суда, канцлер
Митрополит, глава византийской церкви в Валахии
Наемники Дракулы:
Илья Черный
Грегор Смешливый
Стойко Молчаливый
Претенденты на валашский трон:
Владислав Дан
Бесараб Лойота
Прочие:
Матьяш Корвин по прозвищу Ворон, король Венгрии
Брат Василий, духовник Влада
Фома Катаволинос, посол
Абдулмунсиф, посол
Абдулазиз, посол
Михайлоглу-али-бей, военный предводитель Раду Дракулы
Ян Жискра, предводитель наемников Корвина
Елизавета, первая жена Дракулы
Влад, сын Дракулы
Илона Жилаги, вторая жена Дракулы
Янош Варенцы, «охотник на воров»
Роман, молдаванин
Старый Кристо, привратник
Якуб, врач
Холодной промозглой зимой тысяча четыреста тридцать первого года в городке Сигишоара, в семье трансильванского воеводы Влада по прозвищу Дракул родился мальчик. При крещении его тоже нарекли Владом. Как и его старший брат, он получил родовое имя Дракула, то есть сын человека, которого зовут Дракул. В отсталой, полной суеверий Румынии это слово значило «демон» или «дьявол». Так что Влад Дракула был сыном дьявола.
В течение жизни он получил и другие титулы: воевода венгерской Валахии, господарь Амласа и Фагараса,[1] член секретного братства — ордена Дракона. Подданные называли его Влад Цепеш, а враги-турки именовали Казиклу-бей. То и другое означало «сажатель на кол» или «прокалыватель».
Землей, на которой он сражался, терпел поражения и одерживал победы, которой правил, была Валахия, центральная провинция сегодняшней Румынии. Валашские князья, зажатые между Венгерским королевством, стремящимся к экспансии, и воинственными турками, поглощающими все и вся, между крестом и полумесяцем, вынуждены были становиться послушными вассалами то одних, то других.
Однако у Дракулы были совсем иные представления о своем месте и роли и собственные пути претворения их в жизнь.
В конце концов он погиб в сражении в тысяча четыреста семьдесят шестом году. Ему отсекли голову и послали в качестве подарка его злейшему врагу, турецкому султану Мехмету. Ее водрузили на кол на стене Константинополя, и там она сгнила на солнце. Немногие скорбели о нем. Большинство — нет.
Я не выношу вердикта. Я оставляю это тем, кто слышал его последнее признание, его исповедь. И конечно, вам, уважаемый читатель.
Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
Теренций
Вы совершили грех? Тогда идите в церковь и покайтесь в нем. Так как в ней вы найдете исцеление, а не осуждение.
Здесь приносящий покаяние — не тот, над кем необходимо чинить следствие, он получает освобождение от грехов.
Иоанн Златоуст
Валахия, март 1481 года
В лесу было тихо. Последние редкие снежинки внезапно разыгравшейся вьюги медленно опускались на землю. Все как будто замерло. На искривленном суку старого красного бука сидел человек. Он скрестил руки, затянутые в перчатки, локтями опирался о колени, а на левом предплечье держал большую птицу.
Человек и птица находились здесь уже давно, все время, пока бушевала метель. Они словно растворились в тишине, в торжественном молчании, воцарившемся вокруг. Глаза у них были закрыты, но оба не спали, ждали первого звука, означающего, что буря кончилась, того самого вздоха, за которым последует все остальное.
Вот. Там. Едва заметное подергивание ноздрей. Лишь их розовый цвет нарушал белое безмолвие. Еле различимое шмыганье носом.
Таким оказался первый звук. Он, невесомый и призрачный, эхом разнесся по всей долине. Зайчиха высунулась наружу, не ведая о том, что оказалась самой смелой в огромном лесу.
Это даже трудно было назвать звуком, но человек и ястреб одновременно раскрыли глаза. Птица была красная, огненно-красная, дьявольски красная, потому что она была уже старая, девяти лет. Ее расцвет минул пять лет назад, когда она всего за один день могла поймать десять зайцев, полдюжины белок и уйму горностаев. Птица делала это не ради мяса, в котором не очень-то нуждалась, и не ради мехов, хотя в них и одевался ее хозяин. Просто она получала удовольствие, когда убивала.
Две пары глаз смотрели на снег, скопившийся в прогалине, и выискивали источник того самого звука.
Зайчиха целиком высунула голову из-под снега, покрытого тонкой ледяной коркой. Метель застигла ее врасплох, она спряталась между стволами бука и осины, закопалась в корнях и сильно замерзла. Новый снег, который намело пургой, поднимался на высоту ее роста, но задние лапы зайчихи опирались на старую корку наста. Ее норка находилась совсем недалеко отсюда. Там, среди опавших листьев и сухих веток, она чувствовала бы себя в безопасности.
