В Пустошах - Лена Бутусова

Твердым шагом Тая шла по темному ночному лесу. Ей в спину неслось уханье взбудораженной ночной птицы и шелест мягких крыльев. Ветви деревьев услужливо расступались перед девушкой, отодвигаясь от ее головы, словно движимые чьей-то колдовской волей. Так, словно они боялись коснуться красивого утонченного лица, обезображенного уродливым шрамом, что широкой кривой полосой пересекал девичью щеку от виска до самого подбородка.

Тая чувствовала, что она была не одна в чаще. Со всех сторон беглянку окружали невидимые простому смертному обитатели ночи: крылатые, мохнатые, с горящими во тьме голодными глазами, клацающие острыми клыками, но не смеющие приблизиться к одинокой путнице. Все они чуяли то, что заставляло даже самого страшного хищника держаться от нее на расстоянии. Они чуяли ауру смерти, которая окружала Таю плотной пеленой. И потому сторонились ее.

Единственным, кто не побоялся приблизиться, был волчонок. Подросток, еще далеко не взрослый волк, но уже не совсем щенок, длинноногий, большеухий. Со снежно-белой шерстью, которая так некстати выделялась в лесном сумраке мутно сияющим белесым пятном. Волчонок с отчаянной смелостью приблизился к таинственной беглянке и бесцеремонно ткнулся мордой в ее ладонь.

— Что такое, Альба [*]? Рядом чужие? — Тая вопросительно посмотрела на звереныша, но тот лишь по-собачьи дружелюбно завилял хвостом, и девушка непроизвольно улыбнулась. — Не время играть, прости, — Тая мягко оттолкнула мордочку малыша.

Волчонок, чуть прихрамывая, послушно отбежал в сторону, опустил чуткий нос к земле и принялся вынюхивать возможную опасность. Он был искренне предан своей молодой хозяйке и готов защищать ее от любых врагов, двуногих или хвостатых. И отдать за нее свою юную жизнь, ведь Тая была вожаком его маленькой стаи. Именно она спасла еще совсем крошечного Альбу от неминуемой смерти, вытащив едва живого волчонка из общей могилы его сородичей, она вылечила его сломанную лапу, а после приютила у себя в пансионе, когда волчонок сбежал от стаи оборотней. Лучше любого, самого верного пса, молодой волк охранял свою любимую хозяйку, не подпуская к ней никого, кто хотя бы даже в мыслях держал дурные намерения. С острыми зубами юного зверя очень быстро познакомились все заезжие в пансион охотники и торговцы, кто смел криво посмотреть на Таю или просто подумать о ней не должным образом. Настоятельница Нирина неоднократно намеревалась выставить белого волчонка вон из пансиона за подобные выходки, и пару раз даже выгоняла его прочь за ворота, но звереныш всегда умудрялся находить самые невероятные лазейки и щели и возвращался к своей молодой хозяйке.

Необычайно чуткий даже для лесного зверя нюх, крепкие зубы и отчаянная храбрость делали Альбу идеальным телохранителем, и потому Тая не размышляла ни секунды, когда решила взять его собой в свое полное опасностей путешествие. И волчонок с радостью последовал за хозяйкой и теперь уверенно вел ее по следу стаи оборотней. Тех оборотней, от которых оба они едва сбежали не так давно, и чья помощь теперь снова требовалась Тае.

Альба вел хозяйку в сторону Пустошей. В то самое гиблое колдовское место, из которого никто из людей еще не возвращался. Но Тая больше не была человеком, и потому она не боялась, с безнадежной смелостью приближаясь к границе мира людей и мира Иных созданий.

Девушка осторожно прижала руку к своему уплотнившемуся животику. Внутри нее теперь билось два сердца, и оба они трепетали в унисон с сердцем Дар Ветра, оборотня-охотника, истинной пары Таи и возможного отца ее будущего ребенка. Убийцы, ушедшего в Пустоши, чтобы спасти свою любимую от себя самого. Убийцы, которого Тая любила и собиралась разыскать.

Перед ней стояло две непосильные задачи: любой ценой выжить в Пустошах, ведь теперь на ней была ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь еще не рожденного ребенка, и вернуть оттуда Дар Ветра, чтобы у этого ребенка был отец…

---------------

[*]Альба- от лат. albus — белый

Ранее в пансионе Илларх…

То, что Тая отправится разыскивать Дар Ветра, она решила сразу же после известия о своей беременности. Она не могла оставить без ответа вопрос об отцовстве будущего ребенка. И, если для того, чтобы узнать правду, требовалось личное присутствие возможного кандидата, значит, Тая притащит Дар Ветра к Нирине пусть даже и силком. В этот момент она не сомневалась, что хрупкая девушка сможет справиться с могучим оборотнем, ведь вопрос шел о ее материнстве, а в этом случае женщина способна преодолеть любые, самые невероятные трудности. Даже уговорить упрямого кровожадного охотника стать праведным отцом.

О том, что она будет делать, если отцом вдруг окажется не Дар Ветер, Тая старалась не думать. Почему-то она не сомневалась, что им был именно он. По-другому просто и быть не могло, ведь дети получаются только от любви, а любила Тая лишь одного мужчину. Хотя ни разу ему об этом не сказала.

Как назло, недомогание начала беременности у Таи оказалось неожиданно сильным. Девушка чувствовала себя разбитой, ее частенько мутило и о том, чтобы идти в лес, не могло быть и речи. Вдобавок белый волчонок так крепко привязался к ней, что бросить его Тая теперь не могла. Да и потом, волчьи глаза и зубы в опасном походе были бы не лишними, а это значило, что его сломанной лапе тоже нужно было дать время на восстановление.

К сожалению, перелом волчонка сросся не совсем правильно, и звереныш остался хромым, что, впрочем, не мешало ему с азартом носиться по двору пансиона на трех лапах, играючи распугивая сестер и прихватывая их за подолы платьев. Большинство послушниц сразу полюбили снежно-белого звереныша, полагая его общим питомцем, но некоторых девушек волчонок невзлюбил с первого взгляда и при их приближении неизменно скалил зубы и вздыбливал шерсть.

Время тянулось бесконечно медленно, и Тая лишь вздыхала с каждым новым закатом солнца, пытаясь угадать или хотя бы придумать, где сейчас может быть Дар Ветер, и чем он занимается. И молила Великую Мать о том, чтобы с охотником все было благополучно. Настолько, насколько это вообще возможно в гиблых Пустошах.

Несмотря на недомогание, Тая отчаянно страдала без мужской ласки. Ее грудь и раньше была чувствительной, а теперь любое прикосновение в ней, а особенно к набухшим соскам вызывало резкий прилив возбуждения к ее лону. Ее живот становился твердым, словно камень, а промежность наливалась