Хелен Харпер
Полночная дымка
Дверь была точно такой же, какой я запомнила её в детстве. Лакированное покрытие чуть сильнее износилось из-за погоды, на передних ступенях стало больше мха, но это был тот же знакомый тёмно-синий цвет с латунной ручкой и едва читаемой табличкой с именем.
Я сделала вдох и подняла руку, чтобы постучать. Я едва успела дотронуться до двери, как она распахнулась, и показалось морщинистое лицо моего дяди.
— Увидел тебя ещё с улицы, — хмыкнул он. — Заходи, что ли.
Не было тёплых объятий, беглого поцелуя в щёку или рукопожатия. Он просто развернулся и шаркающими шагами удалился в дом, позволяя мне последовать за ним. Я пожала плечами и зашла следом.
Он двигался медленнее, чем раньше, и его плечи сгорбились ещё сильнее, но его ледяное приветствие вызвало почти ностальгию. Понимание, что ничего не изменилось, по-своему успокаивало. Я неделями собиралась выбраться в эту поездку, но работа вечно откладывала мои планы. Когда у меня наконец-то выдалось свободное утро, я первым делом отправилась в путь, выехав пораньше, чтобы избежать худших утренних пробок. Я не позвонила, чтобы предупредить. Возможно, это было ошибкой.
Мой дядя устроился в том же потёртом кресле, что всегда стояло в углу гостиной рядом с книжным шкафом, битком набитым биографиями и трактатами по мировой политике. Всё было таким же, начиная с пыльного искусственного растения в углу и заканчивая маленьким перекидным календарем на маленьком столике у стены. Я посмотрела на дату, начертанную яркими красными буквами: вторник, 22 июня. Сложно было поверить, что уже наступило лето.
Мой дядя громко шмыгнул носом. Он не предложил мне чашку чая или стакан воды, но я и не ожидала.
— Получил от тебя открытку на день рождения, — сказал он.
Я кивнула.
— Не за что, — его признание открытки было способом сказать «спасибо».
Он снова шмыгнул и скрестил ноги.
— Как жизнь в полиции? — поинтересовался он. — Арестовывала каких-нибудь преступников в последнее время?
— Нескольких. И отвечая на твой первый вопрос, я получаю удовольствие от работы.
Выражение его лица не изменилось.
— Хорошо, — затем: — Я так понимаю, ты здесь, потому что у тебя какие-то проблемы. Залетела?
Мне тридцать лет, я едва ли подросток. Если бы я правда неожиданно забеременела, я не только смогла бы позаботиться обо всём сама, но и он был бы последним, к кому я обратилась бы за поддержкой. Мой дядя был не плохим мужчиной. Он взял меня к себе и проследил, чтобы я была одета, накормлена и имела безопасное жильё. Тот факт, что он никогда не приходил смотреть школьные пьесы и не читал мне сказки на ночь — не его вина. Он не просил, чтобы на него свалился ребёнок, и я определённо не затаила на него обиды. Я получала предостаточно тепла и ласки от родителей моих школьных друзей и от различных соседей.
Уилфред Беллами по-своему сделал всё возможное, а потом, когда мне исполнилось восемнадцать, отправил меня восвояси, довольный выполненным долгом. Я поддерживала с ним связь, но лишь посредством редких рождественских открыток и ещё более редких визитов. Мы не близки и никогда не сблизимся… но с этим я давно смирилась.
Я слабо улыбнулась.
— Нет, — сказала я. — Я не залетела.
— Хорошо, — повторил он, пригвоздив меня взглядом глаз-бусинок. — Тогда зачем ты здесь?
Мы находились в двух часах езды от Лондона, в маленькой деревеньке на окраине Брайтона. Я никак не могла проезжать мимо и просто заскочить поздороваться. Он это знал, я это знала. Это одна из черт, которые мне нравились в этом ворчливом старике — он не тратил время впустую на попытки соблюсти приличия. Ему нравилось, когда люди переходили прямо к делу, вместо того чтобы бить баклуши, тратить время на формальности и вежливости. К сожалению, в данном случае проще сказать, чем сделать. Существовали вещи, о которых я не желала говорить вслух, по крайней мере, моему дяде, но у меня всё равно было много вопросов, ответить на которые мог только он.
— Я здесь из-за моих родителей, — тихо сказала я.
— Они мертвы.
Я наградила его долгим раздражённым взглядом.
— Я хочу знать о них больше. Я мало что помню.
— Тебе было пять, когда они умерли. Ты должна что-то помнить.
Не такие вещи, которые способны помочь. Я помнила тёплую, залитую солнцем кухню и усыпанный мукой стол, когда мы с мамой вместе пекли. Я помню, как бегала по саду и играла в прятки с папой. Были и проблески других воспоминаний — семейные ужины, лепка снеговика, вечер вместе перед ревущим камином. Я знала, что меня любили. Чего я не помню, так это каких-либо упоминаний сверхъестественного или того факта, что я могла умирать снова и снова, а потом воскресать в огне. Я не помнила, чтобы кто-то говорил мне, что я принадлежу к роду фениксов. Нет, поправила я себя, не к роду фениксов. Я единственный феникс. «Инфернальные Чары», книга, на которую я наткнулась в ходе расследования, утверждала, что он всегда лишь один. И сейчас это я.
— Они имели какое-либо отношение к сверхам? — спросила я.
Мой дядя впервые выглядел удивлённым.
— Вампиры? — гаркнул он. — Оборотни? Такие… люди?
Я кивнула.
— Твои родители жили в Кенте. Мы говорим об английском захолустье с садами. А не о причудах центрального Лондона.
— Я знаю, — настаивала я. — Но…
— Я бы удивился, если кто-то из них когда-либо видел сверхъестественное существо своими глазами. Но я не был с ними близок, ты знаешь. Марк, твой отец, был на четырнадцать лет младше меня. Мы выросли не вместе. Я уехал из дома, когда ему было два года. Он был сопливым карапузом с пристрастием к пластиковым грузовикам. Я не проводил с ним много времени, даже когда он подрос. Что касается твоей матери, — он задумчиво поджал губы. — Ну, её я встречал всего два или три раза. Припоминаю, что ей нравилось рисовать. У неё были каштановые волосы, — он показал на меня пальцем. — Такого же цвета, как у тебя.
Обе эти детали не помогали делу, но все мои бабушки и дедушки умерли, а у моей матери не было братьев и сестёр. Единственным человеком в мире, кто мог рассказать мне о моих родителях, был дядя, сидящий передо мной. Я не собиралась сдаваться.
— У тебя осталось что-то, что принадлежало им? — спросила я. — Личные дневники? Записные книжки? Вообще какие угодно вещи?
Он нахмурил лоб.
— Почему ты поднимаешь эту тему сейчас? Они мертвы
