Константин Фрес
Недербеливые Дракоды. 4. Любовница Каменных Драконов
Глава 1
Знаете ли вы, что чувствует человек, запертый в клетке с хищником?
С опасным, сильным, хитрым и голодным зверем?
С мужчиной, который смотрит будто раздевая взглядом?
Кажется, что напряжен даже воздух между готовым к прыжку кровожадным монстром и его жертвой. Кажется, он искрит и почти ранит кожу. Каждый взгляд жжет, от него хочется спрятаться, закрыть голову руками, прикрыть грудь, ноги, по которым этот плотоядный монстр время от времени скользит похотливым взглядом. Потому что у него в темных, как непроглядная ночь, глазах ад. Опасность, жестокость и неутолимая, лютая жажда. Жажда всего — власти, богатств и… секса.
От этой нескромной мысли, пришедшей в голову, Мэл удушливо покраснела и опустила лицо, делая вид, что все ее внимание сосредоточено на разрезании яблочного пирога.
Секс, секс, секс!
Все существо этого человека просто пропитано этим скандальным, порочным словом. Мэл чувствует, как у нее краснеют и наливаются кровью губы. Если их облизать, да просто коснуться языком, Мэл не сдержит стона…
Но все же этот человек опасен. Это опасность, исходящая от него, заставляет Мэл трепетать и мысленно отдаваться ему, покоряясь его воле, чтобы избежать большего зла — смерти… Растерзает без сожаления, сомнет, уничтожит…
Хищник.
— Пирога? — щебечет Мэл, поправляя выбившийся из прически локон, но становится только хуже. Так ОН видит, что у нее пылают уши. И усмехается, щурясь, как довольный лев.
— Благодарю, я не голоден, — отвечает ОН тихим, слишком опасным голосом, и Мэл снова обмирает, чувствуя, как у нее дрожал ноги. Как у загнанной газели.
Она улыбается ему вежливо, но в душе ее все кипит. Не голоден! Да он всем своим высокомерным видом показывает, что он не ест такого дерьма! Яблоки с корицей? Хе! Он и кофе даже не пригубил, только вдохнул аромат и отставил чашку. А ведь кофе был отменный!
Вот лобстеры и черная икра под шампанское — другое дело. Но семья Мэл еще не доросла до того, чтобы завтракать лобстерами.
Он поднимает глаза, разглядывая белоснежный потолок с позолоченной лепниной, и Мэл замечает на его губах смешок. Дворцовый шик, наверное, неуместен в современном доме, но эта лепнина, драпировки и изящная мебель, обтянутая шелком — все это было предметом гордости Хьюберта, мужа Мэл. Его мечта и его цель. Наверное, наивная, если ОН посмеивается, разглядывая убранство… Но Мэл мужа любила и прощала ему его слабости.
Хьюберт всю жизнь стремился к богатству. К роскоши. К тому, чтобы пустить пыль в глаза, чтоб у гостей головы закружились!.. Он много работал, и добился этого. Он заработал позолоту и ковры. И деньги ему эти платил человек, сидящий сейчас напротив Мэл с плотоядной ухмылочкой — его босс, Алан Стоун.
Мэлани никогда не могла понять, почему Стоун, этот холеный красавчик, опасный, как остро отточенное лезвие, наверняка эгоистичный, расчётливый и циничный, так благоволит к ее добряку и простаку Хьюберту. За что он его ценит так высоко. Потому что не дружат лев и откормленный, розовый кабанчик! Не дружат! Они слишком разные. Слишком.
А в последнее время деньги текли рекой в карман ее мужа, и он сорил ими налево и направо, словно обезумевший. Машину подороже, поновее? Пожалуйста! Меховую шубку? Ради бога! Яхту? Да почему бы и нет?! Хьюберт был рад, что может удовлетворить любое желание Мэл. Любую ее просьбу. Он раздувался от гордости и даже не спрашивал цену, просто говорил «да».
Тайком поглядывая теперь на его босса, Мэл невольно думала — а зачем, собственно, он явился? Визит вежливости? Захотел посмотреть, как живет подчиненный? Нет, нет, это все не то… иначе бы Хьюберт не выглядел таким потерянным. Обычно за столом он много шутил и балагурил, а сегодня его словно подменили, и он тоже почти ничего не ел — как и Стоун.
— Хью, — вкрадчиво произнес Стоун, изящно поправив дорогую запонку в рукаве безупречной сорочки, — могу я… поговорить о деле?..
Стоун не уточнил с кем, и у Мэл сердце замерло и оборвалось, она едва не задохнулась от волнения. Хьюберт пригласил свою сестру, и Мэл поначалу думала, что у Стоуна есть какие—то виды на Эржбету. Но он не обратил на девушку ни малейшего внимания. Значит, явился не из—за нее.
— Да, конечно! — оживляется непривычно тихий Хьюберт. Он подскакивает и буквально вытаскивает силком свою сестрицу из—за стола, с высокого стульчика подхватывает дочь — их с Мэл общую двухлетнюю дочь, Алисию, — и, бросив какой—то виноватый, затравленный взгляд на жену, спешно скрывается за дверями столовой так прытко, что Мэл не успевает и слова произнести.
И она остается наедине с человеком, которого боится до судорог. Разговор предстоял с именно с ней.
У него темные, непроглядные глаза и темные, коротко остриженные волосы. Высокие скулы, жестко очерченные плотно сжатые губы, упрямый, порочный жесткий взгляд — в нем чувствуется стремление сломать, подчинить, поставить на колени. От этого взгляда Мэл чувствует, что падает, падает в пропасть, так же как это порой бывает во сне, и едва сдерживает крик ужаса.
Отчего-то шрам на щеке — хорошо заметный, придающий красивому лицу мужчины еще более хищное, жестокое выражение. И он не собирается притворяться хорошим, добрым и покладистым парнем. Кажется, он ощущает ее страх и трепет, и ему нравится чувствовать это.
— Мэлани, — произносит он, отчего-то улыбаясь, показывая красивые ровные зубы. Будто пробуя на вкус ее имя. — Мэл… Я хотел бы поговорить именно с вами.
— О чем? — Мэл безотчетно отшатнулась от него, но Стоун одним шагом сократил дистанцию между ними, и женщина внезапно ощутила себя припертой к стенке, распластанной по прохладной штукатурке. А этот зверь, этот опасный зверь под личиной цивилизованного человека, упакованный в дорогой костюм, склоняется над нею, вжав ее в стену, беззастенчиво принюхиваясь к аромату ее кожи, почти касаясь тонким носом ее дрожащей шеи, часто вздымающейся груди. Почти ласка; почти жадное, неприкрытое желание.
— Как вы смеете, — шепчет Мэл, вся дрожа, завороженная его жгучим черным взглядом, пытаясь оттолкнуть мужчину слабыми руками. — Хьюберт!..
Ее крик выходит слишком жалким и слабым. Она все еще пытается сопротивляться; сопротивляться своему страху, своему животному инстинкту покориться, отдаться, но Стоун зажимает ее рот ладонью, и Мэл видит его глаза и тонкие, подрагивающие от нетерпения ноздри совсем близко.
— Не надо кричать, — его голос на удивление спокоен и холоден. — Хьюберт не придет. Нам с вами надо поговорить — и это касается вашего… благосостояния. Итак, я убираю ладонь. Вы не будете кричать?
Глаза Мэл наливаются слезами, она тонко поскуливает, согласно кивая головой. Уже совершенно ясно, что ничем хорошим визит Стоуна и не пахнет. Ему ее не жаль, он не отступится от своих планов, она для него — жертва, в которую он почти вонзил свои зубы. И ей придется выслушать его и подчиниться — что бы он ни просил сделать.
— Итак, — жесткая ладонь разжалась, Стоун убрал ее с лица Мэл и отстранился, гладя на нее свысока, как победитель. — У вас прекрасный дом, Мэлани. Просто полная чаша.
— Да, — пробормотала она, захлебываясь слезами ужаса.
— Дорогая мебель, — продолжил Стоун. — Драгоценности…
Его рука бесцеремонно легла на грудь Мэлани, перебирая блестящие камешки ее колье.
— Вы же понимаете, что за все это надо платить? - его пальцы скользят ниже, ладонь обнимает приятную округлость груди, и Мэл вспыхивает от стыда и гнева, потому что мужчина себя ведет с нею как со своей собственностью.
— Но Хьюберт сказал, что он заработал все это… — мямлит Мэл, уже прекрасно понимая, что это не так. Вся их дорогая, пестрая, шикарная жизнь — все это было обманом, все катилось в тартарары, все было в долг, не принадлежало им. Все было получено из рук этого расчётливого, хитрого чудовища. Вот зачем ему был нужен Хьюберт, жизнерадостный, стремящийся к достатку кабанчик. Приманить; обмануть; напасть и уничтожить! Совершенно точная роль…
