Чтобы любого гостя можно было без труда услышать, на каждом столике стоял микрофон, который при надобности можно было и выключить. Гости с удовольствием пользовались ими, дабы донести свои слова до окружающих, но не обошлось и без курьёза. Один из гостей, забыв выключить микрофон на своём столике и полагая, что его никто не слышит, сказал своему спутнику:
— Зря я съел этот салат, что-то у меня теперь живот пучит.
Микрофон не был выключен, и его голос раздался на весь сад. Однако так как все собравшиеся были людьми воспитанными, никто не захохотал, всё ограничилось лишь лёгким шепотком и улыбками, а лорд Дитмар так отреагировал на этот случай:
— Дорогие друзья, не забывайте о том, что микрофоны на ваших столиках не выключаются сами по себе. Они установлены для облегчения нашего с вами общения, но если вы не хотите, чтобы какой-нибудь ваш секрет нечаянно стал достоянием гласности, стоит лишний раз проверить, выключен ли ваш персональный микрофон.
Гости сдержанно засмеялись и с этого момента стали внимательнее обращаться со своими микрофонами.
Дитрикс и Арделлидис, сидевшие за одним из столиков, ближайших к хозяйскому, были на редкость требовательными гостями. Точнее сказать, беспокойным гостем был Арделлидис: он то и дело звал официанта по каждому пустяку, капризничал по поводу подаваемых блюд, не всегда желал есть то же, что и все остальные гости, и пару раз требовал подать ему «что-нибудь другое», чем вывел из терпения даже снисходительно относившегося к его причудам Дитрикса. Тот позволил себе мягкое замечание:
— Дусенька, что это ты сегодня раскапризничался? То тебе не так, и это не эдак… Не с той ноги встал, мой сладкий?
Дитрикс сказал это полушутливо, в своей обычной снисходительно-ласковой манере, которой он придерживался со своим спутником, но Арделлидис ни с того ни с сего обиделся. С полными слёз глазами он встал из-за стола, подошёл к лорду Дитмару и объявил:
— Милорд, я с вашего позволения еду домой.
— Что такое, дружок? Что случилось? — спросил лорд Дитмар ласково. — Тебе нездоровится?
— Да, я плохо себя чувствую, аппетит испортился, — сказал Арделлидис. — А этот Дитрикс… — красивые пухлые губы Арделлидиса задрожали, — этот Дитрикс мне хамит!
— Что такое? — нахмурился лорд Дитмар. — Не может быть! Дитрикс! — Он сделал Дитриксу знак подойти. — Подойди сюда, сын.
Он прекрасно знал, что Дитрикс в жизни не говорил Арделлидису резкого слова, и сразу понял, что у Арделлидиса просто очередной «бзик», но продемонстрировал серьёзное отношение к его жалобе. Подошедшего Дитрикса он ошеломил суровостью.
— Сын, твой спутник на тебя жалуется. Что это значит?
— Отец, я не понимаю, — пробормотал Дитрикс недоуменно. — Я ничего такого не сказал, клянусь!
— Нет, сказал, — дрожащим от слёз голосом возразил Арделлидис. — Милорд, он сказал, что я плохо себя веду, что я капризный, взбалмошный и… И глупый! Что мы с малышом ему надоели и он нас не любит!
Дитрикс был ошеломлен несправедливостью этих обвинений — практически клеветы. Он не сразу нашёлся, что ответить. Ситуация была такова, что любые его оправдания прозвучали бы глупо и жалко, и поверили бы не ему, а Арделлидису.
— Дусенька! Детка! — пробормотал он потрясённо. — Ты что-то путаешь. Я никогда такого не говорил! Зачем ты выдумываешь то, чего не было?
По щекам Арделлидиса скатились две бриллиантовые слезы.
— Вы слышали, милорд? — проговорил он тоном жертвы. — Я же ещё и врун!
Лорд Дитмар ласково взял его за руку.
— Успокойся, дружок. Тебе нельзя волноваться… Дитрикс! Твоё поведение достойно порицания. Ты должен немедленно попросить у своего спутника прощения!
— Да я… — начал было Дитрикс.
— Нет, не хочу слышать никаких оправданий, — перебил лорд Дитмар сурово. — Нельзя оправдать поведение, ставящее под угрозу здоровье твоего будущего ребёнка!
— Да, — всхлипнул Арделлидис, чрезвычайно довольный тем, что лорд Дитмар принял его сторону.
— Да я всего лишь… — опять попытался возразить Дитрикс.
Лорд Дитмар поднял руку в знак того, что не желает ничего слушать.
— Сын, я требую, чтобы ты попросил прощения у Арделлидиса и вернул ему хорошее настроение и самочувствие. Офицер ты или неразумное дитя?
— Да, — опять поддакнул Арделлидис, весь полный морального удовлетворения.
— Я офицер, — сказал Дитрикс. — Но я…
— Никаких «но», — жёстко оборвал его лорд Дитмар. — Проси прощения или уходи!
Дитрикс побледнел, прикусил задрожавшую губу, потом выпрямился и, круто повернувшись, стремительно зашагал прочь. Арделлидис, видимо, не ожидал такого поворота. Это было совсем не то, чего он хотел, и он пришёл в ужас — но не от выдуманной им «несправедливости», а оттого, что он мог сейчас потерять Дитрикса. Он и вообразить не мог, что его каприз приведёт к таким катастрофическим последствиям, что ангельское терпение Дитрикса может однажды лопнуть. Он пришёл в такое волнение, что ему действительно стало нехорошо.
— Присядь на моё место, дружок, — мягко сказал лорд Дитмар, вставая с кресла. — Не волнуйся, он извинится. Джим, побудь с Арделлидисом.
Он пошёл следом за уходящим Дитриксом, нагнал его, остановил, и они о чём-то заговорили. Арделлидис, упав в кресло, залился настоящими, а не притворными слезами.
— Он меня бросит… Он бросит меня и детей! — безутешно всхлипывал он.
Джим, как мог, старался его успокоить, подал ему стакан воды и платок, но Арделлидис был безутешен. Он с тоской смотрел на Дитрикса и заливался слезами, судорожно хватаясь за свой живот.
А тем временем у отца с сыном происходил следующий разговор.
— Дитрикс, это не та ситуация, чтобы закусывать удила и показывать норов, — увещевал лорд Дитмар уже совсем другим, не суровым и резким, а мягким и терпеливым тоном. — Ты же понимаешь, что с его стороны всё это было несерьёзно…
— Отец, это было уж слишком, — горячился Дитрикс. — Я на многое смотрел сквозь пальцы, терпел все его бзики и причуды, но это уже ни в какие ворота!.. А ты? Как ты со мной разговаривал? Получается, что я кругом виноват, а я ни в чём не виноват! Я не заслужил, чтобы со мной так обходились!
— Ну, ну. Тише, тише. — Лорд Дитмар с улыбкой погладил сына по плечам. — Да, я был с тобой крут, но я всего лишь подыграл ему. Ты должен был это понять, дружок, и не обижаться, а тоже подыграть, и всё обошлось бы. Ну, извинился бы… От тебя бы не убыло, а Арделлидис не волновался бы так. Сынок, он же ждёт ребёнка — вашего ребёнка! Он носит в себе новую жизнь, которую скоро произведёт на свет. Это самое святое чудо на свете! Его нужно беречь, как зеницу ока! Ведь малыш уже сейчас всё чувствует, поэтому он должен быть окружён только любовью и нежностью. Пусть Арделлидис неправ — прости ему это! И сам попроси прощения, хотя, казалось бы, и не за что. Послушай своего старого отца, дружок: не горячись, будь мудрее. Ты только посмотри на него! — Лорд Дитмар кивнул в сторону Арделлидиса. — Он уже сам раскаивается. Он очень тебя любит и панически боится потерять! А самое главное — он носит под сердцем вашего малыша. Только за это его можно боготворить. Он сейчас святой, и ты должен носить его на руках в прямом и переносном смысле. Иди… Иди, сынок, и помиритесь немедленно.