— Ну, ну. Тише, тише. — Лорд Дитмар с улыбкой погладил сына по плечам. — Да, я был с тобой крут, но я всего лишь подыграл ему. Ты должен был это понять, дружок, и не обижаться, а тоже подыграть, и всё обошлось бы. Ну, извинился бы… От тебя бы не убыло, а Арделлидис не волновался бы так. Сынок, он же ждёт ребёнка — вашего ребёнка! Он носит в себе новую жизнь, которую скоро произведёт на свет. Это самое святое чудо на свете! Его нужно беречь, как зеницу ока! Ведь малыш уже сейчас всё чувствует, поэтому он должен быть окружён только любовью и нежностью. Пусть Арделлидис неправ — прости ему это! И сам попроси прощения, хотя, казалось бы, и не за что. Послушай своего старого отца, дружок: не горячись, будь мудрее. Ты только посмотри на него! — Лорд Дитмар кивнул в сторону Арделлидиса. — Он уже сам раскаивается. Он очень тебя любит и панически боится потерять! А самое главное — он носит под сердцем вашего малыша. Только за это его можно боготворить. Он сейчас святой, и ты должен носить его на руках в прямом и переносном смысле. Иди… Иди, сынок, и помиритесь немедленно.
Дитрикс посмотрел. Арделлидис не сводил с него глаз, полных слёз, умоляющих, испуганных, тоскливых, обнимая обеими руками свой живот. Сердце Дитрикса дрогнуло, сжалось от нежности… Первые шаги обратно к Арделлидису он сделал неуверенно и медленно, но каждый его последующий шаг был твёрже предыдущего. Арделлидис поднялся ему навстречу, протягивая к нему руки, и Дитрикс нежно заключил его в объятия.
— Не плачь, дусенька… Прости меня.
Арделлидис доверчиво прильнул к его груди.
— Ты не уйдёшь? Не бросишь нас?
— Что ты, дуся! Успокойся, всё хорошо… Я с тобой.
Арделлидис задал свой неизменный, уже порядком надоевший, но действительно волновавший его вопрос:
— Ты нас любишь?
— Да… Люблю, малыш, — ответил Дитрикс, но уже не снисходительно и привычно, а с подлинной нежностью во взгляде и в голосе. — Больше жизни люблю.
— Я тоже очень-очень тебя люблю, мой пушистик, — проворковал Арделлидис, гладя коротко стриженую голову Дитрикса. — Давай больше никогда-никогда не будем ссориться…
Приём близился к концу, а Даллен всё не появлялся. Лорд Дитмар, решивший выдержать характер, на протяжении всего завтрака не вспоминал о нём, но под конец его всё-таки одолело беспокойство.
— Может, он и вправду нездоров? Я схожу к нему, — сказал он, поднимаясь.
Он собственноручно собрал на поднос лучшие блюда из сегодняшнего меню, не забыв также о сладком, фруктах и ягодах. Джим, взявшись за поднос, предложил:
— Позвольте мне отнести, милорд.
— Что ж, отнеси, сделай милость, — согласился лорд Дитмар. — И спроси, долго ли он ещё будет упрямиться.
Поднос был довольно тяжёл, и к Джиму подошёл Эннкетин:
— Позвольте мне, ваша светлость. Я помогу вам.
Джим охотно принял его помощь, тем более что он ещё не совсем хорошо знал расположение комнат в доме лорда Дитмара. Он следовал за Эннкетином, пока тот не остановился с подносом у одной из дверей.
— Здесь?
— Да, ваша светлость.
Джим постучал в дверь. Никто не отозвался, и он постучал ещё раз, настойчивее. Из-за двери послышался голос Даллена:
— Кто там?
— Это я, — ответил Джим. — Можно к тебе войти, Даллен?
— Нет, — резко ответили из комнаты. — Я не одет. Я в постели.
— Ты болен? — спросил Джим, хотя ему показалось, что голос у Даллена был вполне нормальный, непохожий на голос больного человека.
— Да, — ответил Даллен. — Не беспокойте меня.
— Поскольку ты не вышел, я принёс тебе поесть, — сказал Джим. — Твой отец сам собрал для тебя кое-что. Он беспокоится, как ты себя чувствуешь.
— Я нездоров и ничего не хочу, — последовал упрямый ответ.
— Я оставлю поднос около двери, — сказал Джим. — Если захочешь, возьмёшь сам.
Джим кивнул Эннкетину, и тот осторожно опустил полный еды поднос на пол возле двери в комнату. Они вернулись к столу, и лорд Дитмар спросил:
— Ну, что он?
— Ваш сын не разрешил мне войти, милорд, — сообщил Джим со вздохом. — Он сказал, что всё ещё плохо себя чувствует, но, осмелюсь заметить, его голос не показался мне больным… Это моё личное впечатление, милорд. Я оставил поднос с кушаньями возле его комнаты.
— Ты всё правильно сделал, мой дорогой, — сказал лорд Дитмар ласково. И добавил, хмурясь: — Даллен ведёт себя вконец возмутительно. Что за ребячество! Какие-то болезни… Ну, ничего, я позже с ним поговорю.
_________________
*блака — ягода наподобие черешни, с красной кожицей и ярко-жёлтой мякотью
Глава 4. Путешествие. Радостная новость
Весь следующий день прошёл в сборах в дорогу. Лорду Дитмару и Джиму предстояли шесть недель путешествия с остановками в самых лучших гостиницах Галактики, осмотром достопримечательностей, посещением развлекательных мероприятий, ненужными, но приятными покупками — словом, шесть медовых недель. Сборы то и дело прерывались визитами друзей лорда Дитмара, которые «заскакивали» на минутку — пожелать лорду и его спутнику счастливого путешествия. Для Джима этот день был даже веселее и увлекательнее, чем два предыдущих; к вечеру он был так возбуждён, что ночью почти не сомкнул глаз.
Утром приехали лорд Райвенн с Альмагиром и привезли с собой Илидора, и это чуть не поставило под угрозу всю поездку. Джим, увидев малыша, вдруг расплакался, прижал его к себе и долго не мог отпустить. Илидор, глядя на него, тоже заревел, а когда Альмагир стал брать его у Джима, потянулся к нему ручками, и Джим опять схватил в объятия своё ненаглядное детище. Прощание было поистине душераздирающим, и Джим с лордом Дитмаром чуть не опоздали в космопорт, где их ждал комфортабельный звездолёт с восемью членами экипажа и охраной.
Это было захватывающее путешествие. Джим грустил только в первый день, скучая по Илидору, лорду Райвенну и Альмагиру, а потом его увлёк вихрь новых впечатлений, всё завертелось и полетело — планеты, города, гостиницы, лица — одно причудливее другого, разноязыкая речь, взлёты и посадки, вечеринки, прогулки, сувениры. Всё слилось в один нескончаемый праздник, всё возбуждало и восхищало; в промежутках были ласки лорда Дитмара, которые в необычной обстановке казались Джиму тоже необыкновенными. Они испробовали шариманский способ заниматься любовью: партнёрам на головы надевались шлемы, и ощущения были виртуальными, тогда как сами партнёры лежали в закрытых прозрачных капсулах. Шариманцы были помешаны на гигиене, и физические контакты друг с другом сводили к минимуму.
