Почувствовав смятение хозяйки, Катарина осмелилась пробормотать:
— Миледи, позвольте, я уведу Ноэля?
Малыш давно наелся и теперь играл с оставшимся в тарелке горошком. В этот раз горошек изображал вражеских солдат, то и дело норовивших удрать из-под всесильной вилки могучего полководца. А тот шепотом комментировал свои действия, посылая самого себя в бой, и сам же отвечал за испуганных вражеских солдат.
— Уведи, — благодарно выдохнула Дея.
Да, Ноэлю не стоит видеть и слышать все это.
Едва служанка и мальчик покинули столовую, Дея заговорила:
— Как вы смеете обвинять меня во лжи при моем ребенке? У вас есть хоть что-то святое?
Ее голос дрожал от эмоций, пальцы нервно крутили вилку, хотя она давно перестала есть. Просто кусок в горло не лез под тяжелым, изучающим, почти издевательским взглядом мага.
— Было, — лаконично ответил тот. — Когда-то у меня было то, что я мог бы назвать святым. Но у меня это отняли. А ты отняла единственную возможность соединиться с тем, что мне дорого.
Он не усмехался. Его глаза цвета зимнего неба смотрели серьезно и сосредоточенно.
— Если бы я знала, что вы не хотите жить, то не стала бы вас спасать! — кинула Дея в сердцах.
— Сомневаюсь, — Йеванн покачал головой. — Ты не умеешь управлять своим Даром, он управляет тобой, это проблема всех светлых. Ты будешь бежать на помощь каждому, даже тем, кому твоя помощь не нужна. Поверь, мне она была не нужна. Я хотел умереть, но ты забрала у меня эту возможность.
Он ее обвиняет?! В том, что спасла ему жизнь?!
Дея с глухим раздражением бросила вилку. Та со звоном упала на стол.
— Если вам так ненавистна жизнь, что же мешает покончить с нею прямо сейчас? Давайте! Я даже помогу. Вам кинжал подать, яд или веревку намылить? Выбирайте!
Вот теперь он усмехнулся. Только невесело.
— Глупая. Ты сама не знаешь, что говоришь.
— Так объясните! Хватит загадок! Я хочу знать, за какие грехи наш император осчастливил меня таким мужем, как вы!
Казалось, ее гнев развлекает его. Дея могла бы поклясться, что Йеванн наслаждается их пикировкой. Едва не облизывается, как сытый кот, играющий с мышью.
— Я уже говорил. Венарий уверен, что наш ребенок будет обладать особыми силами.
— Но почему именно я?! У него на службе достаточно сильных целительниц!
— Не догадываешься?
— Нет, и даже не собираюсь. Мне надоели ваши намеки!
Она поднялась. Так резко, что едва не перевернула бокал с водой.
— Сядь.
Тихо. Бесстрастно.
Но Дея упала на стул.
В тихом голосе Йеванна прозвучало столько силы, что сопротивляться ей было бессмысленно.
— Разговор еще не окончен, — в его глазах сверкнула холодная сталь. Этот человек с такой внезапностью переходил из одного эмоционального состояния в другое, что это пугало девушку и сбивало с толку. Она не могла приспособиться к этому. — Если ты так глупа, что не смогла сама догадаться, то я объясню. Я был мертв, моя душа отлетела, ты нашла ее и вернула. Все просто. Только своей бессмысленной помощью ты пробудила мою демоническую часть. Теперь я живой и здоровый. Хожу, говорю, ем, оправляю естественные потребности. Мыслю. Но мой демон привязан к тебе. Я не могу умереть, пока ты жива. Но и ты не умрешь, пока я живу. Наши жизни и души связаны. Ты сама это сделала. Теперь понимаешь?
Голос мужчины упал до рычащего шепота. Этот тихий утробный рык — рык пробужденного демона — прокатился по Дее внутренней дрожью, заставил все внутри похолодеть, а кожу покрыться мурашками. Даже волосы на затылке встали дыбом.
Дея замерла, глядя ему в глаза, загипнотизированная вспыхнувшим в них черным пламенем и багровыми искрами. Искры плясали, кружились, складывались в фантастические фигуры, завораживали, завлекали в чуждый неведомы мир…
И она поняла.
Он не все ей сказал, посчитал, что и этого будет достаточно. Ни к чему женщине знать то, что поможет ей манипулировать мужчиной. Впрочем, если она не глупа, то сама догадается. Сопоставит все факты.
И она сопоставила.
Глава 7
Йеванн остался внизу, в столовой. Дея не знала, где ему постелить, ведь в доме кроме ее собственной спальни, комнаты Ноэля и Катарины спать было негде. Но маг с кривой усмешкой заявил, что «госпожа ворожея» могут не беспокоиться. Мол, ему не привыкать к походным условиям и ночевкам на полу в господских домах.
Последняя фраза неприятно кольнула.
— В гостиной есть диван, — резко заметила Дея, — правда, для вас он будет коротковат, но это лучше, чем спать на полу.
— А в свою кровать ты меня, значит, не приглашаешь?
Это было сказано с явной издевкой. И взгляд такой раздевающий, жадный, прошелся по ней, опаляя открытую кожу.
Дея почувствовала, что снова краснеет, и это разозлило ее еще больше.
— Даже не думаю, — отрезала, тряхнув головой.
— Жаль, очень жаль. Ты не знаешь, от чего отказываешься, моя милая вдовушка.
— И знать не хочу!
Развернувшись, она направилась прочь. Взгляд Йеванна буравил ее затылок, пока не закрылась дверь столовой, отрезая их друг от друга.
Только тогда Дея поняла, что задыхается, а сердце колотится, как сумасшедшее, словно хочет выпрыгнуть из груди. Внутри бурлили непонятные, неподвластные ей эмоции. Незнакомые, и от того пугающие.
Этот мужчина странно действует на нее. Он ее провоцирует. Но зачем?
Она не знала ответ на этот вопрос, и знать не хотела. Все, что сейчас ей нужно, это забиться в угол, где ее никто не найдет, и спокойно обдумать все, что случилось.
А подумать было над чем.
* * *
Дея не рискнула остаться на ночь в своей спальне. Быстро приняв ванну, уже приготовленную служанкой, переоделась в простую сорочку с рюшами, накинула сверху сатиновый пеньюар и на цыпочках пробралась в комнату к сыну.
— Миледи, я постелила господину Райсу в гостиной, но он все еще сидит в столовой и пьет, — с опаской прошептала Катарина, едва Дея вошла. — Уже вторую бутылку!
— Замечательно, — буркнула Дея, — надеюсь, он лопнет.
И тут же мысленно отругала себя. Он же сказал: умру я — умрешь ты! Как можно такое забыть!
— Иди, — махнула служанке.
Ноэль уже спал в обнимку с серым плюшевым зайцем — мистером Прыгуном.
Заяц выглядел безобразно: видавший виды, с потертым на пузе плюшем, пуговицами вместо глаз, и оторванным ухом, вместо которого Дея выкроила новое из голубого вельвета. Но этот заяц был любимой игрушкой Ноэля. Единственной, что подарил ему отец. Единственной, что она захватила с собой, когда бежала с сыном из Иллурии.
Иногда Дея сама брала мистера Прыгуна и утыкалась носом в его облезлое пузо. Ей казалось, что она слышит запах Бертрана. Запах его рук, пахнущих лимонником и кельдернскими каплями.
Поцеловав сына, она присела на софу и сжала руками виски.
В углу стояли два саквояжа и один туго набитый баул с его вещами. Катарина уложила все, включая игрушки.
Дея хмыкнула, глядя на них.
Оказалось, у Ноэля приданого куда больше, чем у нее. И откуда что взялось? Ах да, она ведь сама ему шила. И батистовые рубашечки, и суконные штанишки на помочах, и бархатные курточки с лакированными деревянными бусинами-пуговицами.
Все это можно было купить. Но Дея нарочно заваливала себя работой, ночи напролет сидела за шитьем, даже если не было заказов. Лишь бы забыться, не думать о прошлом, о собственной невольной вине.
Но совесть отказывалась молчать.
Каждый раз глядя на сына, Дея вспоминала, что это ее вина. Она виновата, что у него нет отца.
Конечно, можно обвинять дознавателей, императора, судьбу, да хоть саму Праматерь Эолу — это ничего не изменит.
Йеванн прав. Это она своей никому не нужной помощью убила Бертрана. Она привела дознавателей в дом. Она своими руками сделала себя вдовой, а сына — сиротой.
А теперь этот темный маг станет ей вечным укором.
— Вы правы, сударь, — прошептала Дея, чувствуя, как по щекам текут теплые слезы. — Мой Дар принес столько зла. Если бы я умела управлять им, как темные, то не бросалась бы на выручку к каждому. Прошла бы мимо вашего трупа, и сейчас мой муж был бы жив…
