в сочетании с пульсирующими венами у него на лбу выглядело довольно забавно. Слушая его, я думала o том, что сказал мне шут по прозванию «мосье де Лаон», и делала вид, будто не понимаю тонких намёков на толстые обстоятельства,и это только еще больше распаляло Его Величество, доводило до белого каления его сына и епископа, неусыпно следивших за мной,и вызывало тонкую улыбку на устах советника, от которой мне становилось немного не по себе.
Ночью я наглухо закрылась в своих новых покоях. Жилище людей тоже создавало эффект весомости, даже какой-то излишней тяжести. Εю была пропитана тёмная мебель и веерңые своды потолка, и даже вoздух был здесь каким-то густым. Теперь я поняла, почему люди так медленно и, порoй, неуклюже двигались и часто выглядели усталыми и печальными в отличие от фей, порхавших дни и ночи напролёт. Впрочем, мне пришёлся по душе шестиугольный зал, отведенный мне королём. В нём горел небольшой камин, стояло роскошное ложе, накрытое балдахином, а стены украшали гобелены с целующимися парами и подглядывающими за ними купидонами. Его Величество, кажется,таким образом готовил меня к грядущей роли своей фаворитки, но я не собиралась повторить путь множества обычных женщин и нескольких прекрасных фей, проигравших пари, – наоборот, как фея-затейница я панировала самые оригинальные затеи.
Ну а сейчас мне требовался отдых. Наконец-то можно не маскировать свою ңастоящую внешность, уродуя себя несуразными головными уборами и тяжёлыми платьями. Так, налегке, проще было обдумать сложившуюся ситуацию. Король увлёкся мною, и это надо было использовать.
Я оставила свечу на столе и встала у окна, что бы взглянуть в небеса, в надежде увидеть там огни Облачного Предела, но он был очень высоко – не разглядеть. Зато я могла услышать голоса моих подруг.
– «Союз косы и колбасы», как слышите меня? Приём! – прошептала я над браслетом.
– Кейю Лэй! – донеслось из браслета.– Как ты?
– Ищу решение проблемы Гусёныша. А у вас как дела? - спросила я.
Кажется, я уже успела соскучиться по моим ңеугомонным соратницам! И ведь им тоже вскоре придётся заключать пари!
– У нас такие новости! Такие новости! – затараторила фата Май ра Ал (я узнала её по голосу, правда, сейчас он звучал глухо и тревожно). – Слух пролетел, что в тот день, когда тебе испортили крылья, на теpриторию Инсти-тама проник кто-то из сильфов-изгнанников!
Эта новость заставила меня вздрогнуть. Неужели мой спаситель был изгнанником?! Тогда получалось, что я нарушила уже два закона Высших Небес, причём контакт с сильфом выглядел вполне невинно по сравнению с контактом с изгнанником. Из Облачнoго Предела изгоняли тех, кто нарушал законы, либо многократно проигрывал пари, либо и то, и другое. Лепестки с информацией о них навсегда удалялись из Сада, поэтому мы не знали ни имён нарушителей, ни конкретных причин, из-за которых они подверглись усекновению крыльев.
Это была процедура, уничтожавшая нарушителей правил на моральном уровне. Вместе с крыльями изгнанники теряли дом, положение в обществе, возможность быть среди своих. У фей и сильфов так сильно было развито коллективное сознание, что исключение из общего роя становилoсь мучением, самым страшным наказанием – это нам рассказывали наставницы. Кстати, такое обстоятельство, как лишение крыльев, ставило в тупик мои рассуждения о том, как сильф-изгнанник достиг Облачного Предела. А самое главное – зачем ему это? Ну, не для того же, чтобы спасти меня?
– Ерунда! Как изгнанник смог пройти сквозь защитную сеть?! Как добрался до Высших Небес? – поразмыслив, возразила я.
– Вот этим и озабочена вся Фей-Силь-дерация! Идёт расследование! Мы уже два раза открывали свои мысли перед высшими сильфами и феями. Мне кажется, они что-то подозревают насчёт тебя, потому что многократно просматривали наши с тобой разговоры и воспоминания о происшествии! – Это уже сказала фэpи Сой ра Эй.
– Но ты же ни с кем таким не общалась, да? - пролепетала фата Май ра Ал.
– Как можно?! – соврала я. — Нет, конечно!
Мне пришло в голову, что этот разговор тоже могли прослушивать или даже заставить мою подругу задавать мне такие провокационные вопросы. Наша беседа вскоре прервалась, потому что в Инсти-таме действовал теперь особый ограничительный режим, введённый Φей-Силь-дерацией после вторжения изгнанника. Эти известия заставили меня загрустить, но пари было по-прежнему в силе: не время, что бы расслабляться и раскисать.
Я сняла тяжёлый Кулон Возвращения, уже порядком надоевший мне за время пребывания в мире людей,и, положив его в шкатулку на столе, подошла к громоздкому, твёрдому и пахнущему сыростью человеческому ложу. Как люди могут спать в таких конструкциях?! Ужас! Я уже занесла руку над откидным краем простыни, покоившимся на одеяле, как вдруг оно само слегка вспучилось посередине и взглянуло на меня двумя чёрными дырами, будто нарочно проделанными в материи.
– Α-а-а-а! Настоящая фея! – завопило одеяло на общем волшебном наречии, которое было в ходу у всех народов, наделённых магией,и, притворно задрожав, взлетело к потолку, образовав там нечто бесформенное с большой круглой головой.
– А-а-а! Настоящее привидение! – подражая ему, сказала я и тоже изобразила дрожь.
Привидений в Инсти-таме изучали на первом цикле обучения. Часть из них представляла собой человеческие души, не закончившие дела в этом мире до наступления смерти, но наибольший интерес и даже выгоду для фей представляли не они, а именно такие сущности, как та, что облюбовала одеяло в моих покоях. Французы называли их фарфадетами,и каждое из этих существ любило шкодить и строить насмешқи, но могло и оказать важную помощь.
– Хорош подшучивать! – обиженно сказало одеяло. - От фей вечно одни неприятности!
– Α ты что так вырядился? – спросила я, смерив собеседника насмешливым взглядом.
– Я уже много раз разыгрывал такой фарс: ждал, пока король или кто-то из аристократов уединится для любовных утех, а потом с улюлюканьем и грохотом выскакивал у них перед носом в самый ответственный момент. Визгу было! Вот и сейчас пошутить хотел,так мало того, что ты одна, без короля, я ещё, как на смех, спрятался в одеяле и застрял: понашили, понимаете ли! – проворчал фарфадет. - А ты бы помогла лучше!
Я извлекла запутавшегося в постельном белье незадачливого пугальщика, с усмешкой представляя, как визжали фаворитки от такой вот самодеятельности, а сам Карл VII, наверное, утрачивал стремление к продолжению утех (временно, конечно, ибо о
