— Не рассказывай больше ничего, — попросила я. — Вспомню своими силами.
— Тогда прошу, — Дарлан распахнул передо мной дверь.
Я сделала шаг и зажмурилась от яркости света. После темных коридоров и улиц я почти ослепла, шагнула назад и прижалась спиной к двери. Уже закрытой — Дарлан остался в коридоре, заперев меня в одиночестве. Что ж, так будет лучше… пожалуй, чужой внимательный взгляд мне бы только мешал. Постепенно я привыкла к освещению, открыла глаза и прошла вперед.
Это место я видела, когда представляла дворец.
Тот самый расписанный потолок с золотой лепниной, балкон наверху… взгляд зацепился за этот балкон. Там бархатные кресла, позади них выход в коридор через тайную дверь, а еще небольшая лестница, по которой можно подняться под купол. Я окинула быстрым взглядом зал и приметила дверь, кажется, через нее можно попасть на этот балкон. Вскоре мои пальцы порхали по золотой лепнине, по бархатной обивке кресел, пыльной, но все равно шикарной. Счастье и горечь — что-то такое крутилось в глубине души.
Не думаю, что я здесь что-то расследовала.
Не только.
Я шагнула за тяжелый занавес к стене… где-то здесь она должна отодвигаться или как-то открываться. Подробности казались смазанными, и я ужасно нервничала из-за этой своей несостоятельности, смотрела на стену, на вид пустую и никак не выдающую наличия тайного выхода, разглядывала балкон и мучительно вчитывалась в строки на пустом листе памяти. Но эти строки были такими смазанными, что прочитать их не представлялось возможным. Обессиленно я упала на пыльное кресло и разглядывала сверху сцену до тех пор, пока не пришел Дарлан.
Он сжал мое плечо и поинтересовался:
— Как успехи?
— Тут должна быть дверь, но… ее нет.
— Ты в королевской ложе. Полагаю, искомая дверь находится выше: там есть балкон поменьше, его легко упустить из виду.
Я побежала к основной лестнице, а Дарлан занял мое место в кресле. Сверху и впрямь нашелся еще один балкон, значительно меньше, словно был рассчитан на одного человека. Двоим пришлось бы сидеть здесь в возмутительной близости… но чужие удобства меня волновали мало, а тайный выход к куполу — очень даже. Хотелось убедиться, что мои фантазии правдивы. Руки надавили на стену, и она отъехала в сторону, освободив проход. После ярко освещенного зала проход казался провалом в бездну, темным и холодным. Возможно, там не будет необходимых ответов, но… я медлила. Не из-за страха перед темнотой, а из-за горького предчувствия: ответы мне могут не понравиться.
Замешательство длилось недолго: лучше помнить горечь, чем плутать в темноте. Лучше жить, зная о совершенных ошибках, чем их повторить. А о том, что в моей жизни было немало ошибок, я уже догадывалась, поэтому без сомнений нырнула в темноту.
Коридор был коротким, закончился узкой лестницей. Я знала, что это не единственный путь, точно знала. Был еще коридор, широкий, охраняемый. И люди… по дороге к куполу было много людей. Свет, золото, красная оббивка кресел и люди… шикарные туалеты на альтьерах, мужчины в костюмах, блеск.
Это все отсюда.
Не без внутреннего трепета я толкнула неприметную дверь и оказалась под куполом. Помещение было большим, без стен и перегородок, простор и много стекла. Широкая кровать за ширмой, настолько большая, что запросто вместила бы пяток человек. Я поспешила отвести взгляд, к чему думать о какой-то кровати? И кроме нее было, что разглядывать.
Обстановка так сильно отличалась от всего того, что я уже видела… вместо холодного камня — теплое дерево, вместо узких и длинных окон сплошное стекло, вместо пустоты — детали. В открытую дверь задувал ветер, теребя края лежащих на столе тетрадей. И вела эта дверь на улицу, весь купол можно было обойти, даже это я знала. Много знаний для человека, который здесь что-то расследовал однажды… но теперь я понимала, почему Дарлан так сказал: я должна сама. Все сама. И его кривые фразы побуждают вспоминать старательнее, чтобы потом бросить в лицо всю его ложь.
Подумав об этом, я усмехнулась.
Сволочь он все равно порядочная.
Я вышла на балкон, обогнула купол, посмотрела на редкие огни города. Ветер трепал волосы и низ плаща, я держалась за перила, пытаясь понять, была ли здесь раньше, смотрела ли так же на город. А небо меж тем уже не было таким черным… Дарлан говорил, что надо торопиться. А мне так хотелось остаться здесь еще хоть немного!
Нехотя я вернулась в комнату.
Подошла к столу, села в мягкое кресло, осмотрелась… эти простые на первый взгляд действия волновали. Я закрыла глаза: со стола летит бумага, листы мешаются с книгами, мнутся под ногами. Дальше — опустошение и вкус крови во рту. А после еще кровь: на полу, одежде… почему я вечно вижу кровь? Словно она — самое важное.
Я зажгла маленькую лампу и перебрала листы на столе. Какие-то страницы из дневников, обрывки историй про Хермана Армфантена и Ренана Гранфельтского. Я знала этих людей, кем они были… их я помнила, в отличие от себя. Помнила, что Ренан был светловолосым и высоким, на его лбу вечно крутился смешной завиток из непослушной челки, а Херман был грузным и хмурым, с кустистыми бровями неприличной густоты. Я помнила, что жили эти двое сотни лет назад, но в то же время они казались… соседями. Более близкими и понятными, чем мой современник Дарлан.
Я уже собиралась вставать, когда взгляд наткнулся на позолоченный конверт — его угол выглянул из-за хлама на столе, словно мне подмигнув. Я вытащила конверт на волю, покрутила в руках. Никаких надписей, но он был запечатан… внутри хранилась карточка с одним единственным словом:
«Прости, но я должен был»
И дата… много лет назад.
В королевской ложе я продемонстрировала находку Дарлану:
— Когда это было?
— Тут написано, — с недоумением ответил он.
— Вижу, но мне нужна какая-то другая временная отсечка.
— Как ни странно, я тебя понял, — Дарлан пригляделся к дате и задумался: — Если ничего не путаю, в этих числах в муках сдох Константин Виллебруг. Супруг Хеди, к слову, и отец ее дочери. Раз пошли такие вопросы… тебя можно поздравить? — спрашивал Дарлан явно о воспоминаниях.
— Не торопись.
— Неужели ничего?
— Ничего.
— Ты как будто рождена, чтобы действовать мне назло.
— Да, тут как раз подумала: не хочу ничего помнить, мне и так замечательно, лишь бы тебе назло… — разозлилась я, отнимая карточку. Далась она мне, в самом деле… — Я стараюсь, понятно? Но глупо надеяться, что одна ночь изменит то, что было неизменным долгие месяцы.
— Ночь-то одна, зато какая! — Дарлан важно поднял вверх указательный палец.
— Хочется думать, что в моей жизни бывали ночи получше.
— Если верить дворцовым слухам, то да, еще как бывали.
Уточнять, что он имеет ввиду, не было смысла — ясное дело, какую-нибудь чушь, призванную вывести меня из себя. У Дарлана аж глазки от азарта поблескивали, нельзя прикармливать этого падальщика.
Когда мы вышли на улицу, небо превратилось в серое.
По земле стелился туман, намекая на скорый рассвет. После яркости театра болели глаза, а может, мне просто хотелось спать. Придется привыкнуть к этому ощущению — вряд ли в скором времени представится возможность отдохнуть.
— Куда мы направляемся теперь? — спросила я тоскливо. Не самые удачные заходы в старый дом и театр погасили запал и готовность рыскать по городским подворотням, лишь бы что-то узнать. Наивно было полагать, что я все вспомню, поглазев на пыльные достопримечательности.
— В гости.
— И нас ждут в такой час? Или мы обшарим очередной чужой дом и уйдем?
— Нет, ты сможешь дать глазам отдохнуть, но напрячь уши, ведь придется выслушать гору философии и не уснуть.
— С философией я справлюсь, лишь бы не ты ее излагал.
Дарлан вел меня по улочкам, перед каждым поворотом заметно напрягая плечи. Он полагал, что наша прогулка безопасна, ведь он сам об этом позаботился, но все равно осторожничал.
— Сюда, — он открыл передо мной неприметную калитку, явно подготовленную к визиту, ведь она не издала ни звука. Кто-то заранее смазал петли.
