не хочу, чтобы этот Альфа видел, как я расплакалась, думая об этом.
Мне нужно убираться отсюда сейчас же.
— Позвольте мне, по крайней мере, проводить вас, — пытается детектив с вежливой улыбкой на лице.
Я качаю головой и пытаюсь улыбнуться в ответ. — Все в порядке, я буду…
— Эй, придурок, мне нужна твоя помощь с… — грубый голос прерывает, и в комнату входит другой Альфа в темно-коричневой кожаной куртке, его пряный запах ошеломляет.
Он приподнимает бровь, рассматривая меня с беспорядочной стопкой бумаг в руке.
— Кто ты? — спрашивает он, и у меня пересыхает во рту.
ЛЭНДОН
На моем столе стоит коробка печенья, а передо мной стоит Омега, пахнущая теплой ванилью.
Я хочу сказать ей "да". Каждый инстинкт во мне кричит сделать это. Я поражен, что она вошла сюда и у нее хватило смелости обратиться за помощью в первую очередь — обычно заходят только правительственные чиновники или сотрудники полиции. И все же она впорхнула прямо в комнату с коробкой печенья и полным надежды выражением лица, смело попросив то, что ей нужно.
Я сомневаюсь, что Ривер или другие восприняли бы это именно так, и я благодарен, что она нашла меня первой.
Но я ничем не могу помочь. Мы не те люди, которых стоит просить, как бы ни было заманчиво бросить все ради нее и позаботиться о ней.
Насколько я знаю, у нее есть пара. Это не должно быть личным для меня.
Скайлар находится в комнате меньше пяти минут, и внезапно ничто, кроме нее, не имеет значения.
Мне нужно взять себя в руки.
Я ожидал, что мой день пройдет не так.
И теперь в разговор вмешался Ривер, разрушив любое подобие спокойствия, которое могло бы быть у меня, когда я провожал ее.
— Кто ты? — спрашивает он Скайлар грубее и громче, чем необходимо, швыряя свою стопку бумаг на мой стол.
Я борюсь с желанием нахмуриться на него — он никогда не бывает дружелюбным, но ему не обязательно вести себя с ней как придурок без причины.
И прежде чем она успевает ответить, его взгляд устремляется к большой белой коробке, где гордо представлены макароны всех цветов. — И что это, черт возьми, такое?
— Это макароны, Ривер, — многозначительно говорю я, прищурившись. — А это Скайлар Блум. Я просто провожал ее.
Скайлар переводит взгляд с меня на моего коллегу, и ее зрачки расширяются.
Мы ей нравимся.
Но это не имеет значения. Мне нужно увести ее отсюда, пока Ривер не сказала какую-нибудь глупость.
— Я ищу свою лучшую подругу, — говорит она Риверу, не сводя с него своих голубых глаз. Красивых глаз. — И я пыталась узнать, не могли бы вы мне помочь.
Наступает минута молчания, которая тянется слишком долго.
Ривер — неуправляемая пушка; он мог прорычать одну фразу, которая заставила бы ее убежать, или сверкнуть улыбкой и очаровать ее.
Он превосходный манипулятор, что делает его невероятным детективом.
И если ее запах действует на него так же, как на меня, я надеюсь, что он не покажет свои клыки.
— Мы не занимаемся случайными пропажами людей, — просто говорит он, скрещивая руки на груди и приподнимая бровь. — И мы не берем печенье в качестве взятки.
Отлично.
Я уже чувствую, как начинает болеть голова. Ривер на этой неделе был в более отвратительном настроении, чем обычно, и никакое количество красивых голубых глаз или восхитительно пахнущих Омег не изменит этого.
И, зная его, он воспринял бы бросающуюся в глаза белую коробку на моем столе как оскорбление.
— Ривер, все в порядке. Она не знала…
— Это не взятка, — говорит Скайлар, тоже скрещивая руки на груди, подражая позе Ривер. В ее аромате проскальзывает корица, насыщенный, глубокий аромат, а ее ярость и негодование именно такие аппетитные, как я и представлял. — Это акт доброй воли, и я только надеялась…
— Да, но у нас нет на это времени, — огрызается Ривер, глядя на нее сверху вниз. Со своим неопрятным видом и мятой кожаной курткой он выглядит таким же непрофессиональным, каким кажется, разговаривая с ней. — Мы здесь делаем настоящую работу. Каждый день мы видим вещи, от которых вас бы затошнило. Поэтому приходить к нам с печеньем, как к ребенку, бессмысленно и является пустой тратой нашего времени.
— Ривер! — Я огрызаюсь на него, рыча. — Ты можешь одну секунду вести себя профессионально? Она просто спросила…
Но Скайлар уже качает головой и посмеивается про себя. — Верно, — говорит она, закусывая губу и отводя взгляд. — Извините, что отняла у вас время. Мудак, — бормочет она себе под нос. Ее лицо раскраснелось, а глаза остекленели, когда она быстро протискивается мимо нас с Ривером, избегая взгляда ни с кем из нас.
— Какого хрена? — Говорит Ривер, когда мы слышим, как закрывается главная дверь. — Люди просто заходят и просят милостыню?
Я поворачиваюсь к нему. — Даже если они это сделают, ты можешь вежливо отказать им, как обычному человеку. Тот, кто знает, как взаимодействовать с людьми, — говорю я ровно, изо всех сил стараясь не сорваться на нем.
— О, заткнись нахуй. То, что ты кровожадный, не значит, что я тоже должен быть таким, — огрызается он. Я готов поспорить с ним, но его налитые кровью глаза говорят мне, что сейчас не время.
В худшем случае он мудак, а в лучшем — далекий коллега. Мы никогда не станем друзьями, и как бы легко ни было тратить энергию, указывая на то, что он не делает нашему бюро никаких одолжений, нам нужно найти способ работать вместе.
— Что все это значит? — Вместо этого спрашиваю я, хватая стопку бумаг и листая их. Я делаю все возможное, чтобы выкинуть Омегу из головы, потому что сейчас нет места отвлекаться.
— Еще одна передозировка, — бормочет Ривер, бросая взгляд на коробку с макаронами. — То же самое. На этот раз это директор школы.
— Дерьмо. — Я просматриваю документы, бросаю взгляд на отчет о вскрытии. — Этот мусор теперь повсюду.
— Гребаный месяц этих смертей, — бормочет Ривер, вытаскивая розовое макаронное печенье из коробки. Он смотрит на него, хмурясь, держа его так, словно это дохлый жук. — Она действительно принесла это тебе? — спрашивает он, вертя его в руках. — И думала, что ты поможешь ей?
Я пожимаю плечами. — Она управляет кафе. И она была милой. Знаешь, однажды ты мог бы попробовать эту концепцию.
— Эй, я совершенно милый, — язвит он. — Я тоже чертовски обаятелен.
— Я имею в виду, когда ты не пытаешься получить от кого-то ответы. — Я смотрю, как он возится с макаронами. — Ты же знаешь, что тебе положено это