сделать вид, что слабеет, чтобы усыпить мое внимание. Не на ту напал, хитрюга!
Притвориться мертвой — это типичный стратегические ход моей внучки в детстве. Я столько с ней играла, что меня подобными уловками не возьмешь! Скоро стук стихает.
— Все. Почти готов, — говорит белка. — Еще минут пять — и умрет до конца.
— Точно?
— Точно.
— Что у него за магия? — спрашиваю на всякий случай. — Помимо способности сводить людей с ума?
— Он отпугивает другую нечисть. Точнее, другая нечисть шарахается от его невыносимо пахнущей магии.
— Столь ценный кадр, что аж жалко терять, — говорю. — Его, как кошку, можно использовать. Только не мышей отпугивать, а нечисть. Что он ест? Чем питается?
— Э-э… Рыбой да лягушками. Вы же не думаете его приручить? — испуганно шепчет белка.
— Почему не думаю? Очень даже думаю! Вокруг нас в болоте должно быть немало лягушек. Как-нибудь прокормим питомца.
Встаю с ведра и, приподнимаю его. Выставив металл перед собой, отхожу на пару шагов. Серенький, неприглядный колобок сдулся до формы полукруга. Лежит бедняга, не шевелится на покрытой соломой полу.
Притаскиваю сюда медную бадейку с крышкой и, используя ведро, закатываю ерпа в бадью. Быстро огибаю оголовок, стараясь держать умирающего в поле зрения, и бросаю ведро в колодец. Затем вытягиваю его с водой наружу. Небольшую часть выплескиваю на сдутого колобка. Он шевелится, будто дышит.
Лежит в бадейке и потихоньку впитывает в себя воду.
Скоро от воды ничего не остается, а ерп снова круглеет.
Добавляю еще воды, прикрываю бадейку крышкой, а крышку приматываю найденной в шкафу веревкой. Затем вбиваю в крышку кончик ножниц. Таким образом аккуратно дырявлю покрытие, чтобы ерпу внутри было чем дышать.
— Ну, наконец-то! — вытираю лоб ладонью.
К моменту, когда я заканчиваю возиться с пойманным созданием, у меня вспотел лоб и пересохло в горле. Я не пила уже сто лет. Сначала позабочусь о себе, а потом, так и быть, пойду искать лягушек питомцу, который слабенько колотится об стенку бадейки.
Выплескиваю остатки воды в котел, сыплю туда пару горстей риса и несу к костру. Вешаю на железный прут.
Затем, встав на колени перед очагом, раскладываю на очаге мох с щепками, а над ним формирую нестройную пирамидку из тонких лучинок, оставляя доступ к кучке мха. Вокруг трута раскидываю торф, который предварительно раскалываю булыжником на кусочки поменьше.
Затем кресалом и кремнем высекаю искры, воспламеняющие трут. Скоро разгоревшийся огонь перекидывается на торф. До ноздрей доносится густой земляной аромат с ноткой компоста. Он меня успокаивает. Ведь огонь — это возможность есть, пить и греться.
Тот факт, что получилось его развести, означает, что у меня появился ключ к выживанию.
Усаживаюсь перед очагом по-турецки и думаю, каков мой следующий ход.
По идее, я могу подмести двор или осмотреть стены. Надо понять, какие места в самом аварийном состоянии. Пока не найду способ их укрепить, стоит обходить их стороной. Еще хорошо бы сходить в кладовку и посмотреть, что там есть из запасов. Да и замок следует обойти. А то мне здесь жить ближайшую неделю. Надо где-то спать.
И потом… Вдруг здесь обитает кто-то еще?
Ерп ведь не мог оттащить от двери стул так, чтобы я не услышала.
Белка устраивается рядом перед огнем.
То ли замерзла, то ли просто стало одиноко.
Вскоре в моей голове раздается тоненький голос:
— Леди Виола, простите меня.
— Ладно. За что? — бормочу сонно.
— Я забыла вам сказать одну важную вещь.
— Какую? — спрашиваю, едва ворочая языком.
Только сейчас адреналин ушел, заставляя отяжелеть все мышцы. Веки свинцовые, а уж язык и вовсе стал чугунным.
— Просто… — продолжает белка. — Я тут вспомнила, что ерпы живут и охотятся стаями. То есть, возможно… Совсем скоро к нам пожалует его стая.
Сон моментально улетучивается, а тело исполняется бодрости. Пока слежу за танцем языков пламени в очаге и тяну к ним озябшие пальцы, усиленно размышляю.
Если за ерпом из колодца пожалует стая, будет плохо. Тогда мы не сможем пользоваться колодцем. А кухня без воды — это неудобно, что ни говори.
Нет, я, конечно, не растаю. Смогу носить воду из болота, к которому, надеюсь, здесь есть доступ. Но что помешает стае ерпов выпрыгнуть на меня из болота? На их территории я буду еще более уязвимой. Здесь, за толстыми стенами замка чувствую какую-никакую защиту.
Может, получится с ним как-то договориться?
— Ерпы умеют общаться с людьми? — спрашиваю Танию, виновато прижимающую к голове свои ушки.
В глазках грустинка. Видимо, переживает, что не предупредила меня заранее о возможной опасности.
— Ну-у… — тянет она. — Я знаю с нечистью только один способ общения.
— Какой? — с интересом на нее смотрю.
— Бежать так быстро, чтобы только пятки сверкали.
— Бейся или беги… — усмехаюсь. — Мне бы пригодилась другая альтернатива!
Подхожу к медной бадейке, в которой шевелится ерп. Оттуда доносится плеск и какое-то обиженное сопение. Мне вдруг становится его жалко.
Вот так пошел колобок на разведку.
Попал в плен. Прошел пытку обезвоживанием, но выжил. Наверно, теперь ему голодно и жутко одиноко. Со вздохом говорю:
— Ну что… Начнем с простого. Хочешь кушать?
— Он не умеет разговаривать — робко встревает белка. — Это же нечисть.
— Если бы это была нечисть, он бы как раз охотно общался с людьми. А, если это животное, хищник, выделяющий токсины, то будет тяжело с ним договориться, не зная его повадок… — пожав плечами, снова поворачиваюсь к бадейке. — Ну так что, колобок? Ты голодный?
В ответ сопение становится еще громче.
— Похоже, голодный. Тебя бы покормить… Пойду-ка в кладовку. Вдруг найду тебе что-нибудь вкусненькое вместо лягух?
Он снова сопит. Только уже по-другому. Недоверчиво что ли? На этой мысли себя одергиваю. Разве может быть сопение обиженным или недоверчивым? Почему я вообще думаю об этом хищнике в эмоциональном свете? Наверно, он свои токсины в воздух выпускает и у меня адекватность восприятия падает.
Пока в кладовке хожу и рассматриваю при свете свечи баночки, подытоживаю:
— Это все-таки животное, Тания. Вот бы узнать, что оно любит и чего боится…
— Любят? Никого ерпы не любят. Я слышала разговоры матушки и ее подруг о болотной нечисти. Как-то раз один ерп попался цапле, что сумела его клювом оглушить и унести к своему гнезду возле деревни. Сородичи пойманного ерпа проделали длиннющий путь, чтобы его освободить. Вот только это не любовь была, а инстинкт выживания. Их ведь, чем больше в стае, тем стая сильней. А боятся… — белка замолкает. — Да никого они не боятся.
Пока слушаю Танию,
