этой фамилии я чувствую себя как в бреду. — Ты выдержишь нас двоих.
— Не смогу, — говорю я, а затем чувствую, как пальцы Крейна проникают внутрь, скользя по члену Брома, растягивая меня.
— О, боже, — вскрикиваю я, боль уже становится невыносимой.
— Вот и умница, — бормочет Крейн. — Расслабься.
Бром обхватывает меня руками, крепко прижимая к себе, словно не давая сбежать, и я ошеломлена древесным запахом, мягкой текстурой волос на его груди, рельефными мышцами. Я прижимаюсь лбом к его плечу и пытаюсь дышать. Крейн продолжает добавлять пальцы, проталкивая их глубоко внутрь, пока я не начинаю извиваться.
— Я люблю тебя, моя прекрасная жена, — воркует Бром, целуя меня в макушку, хотя его тоже начинает трясти, а сердце все громче колотится в груди.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
Затем Крейн убирает пальцы, и я чувствую, как его член прижимается ко мне.
— Будет больно, — говорит Крейн. — Но недолго. Просто расслабься.
— Дыши глубже, — шепчет Бром.
Крейн начинает продвигаться внутрь, только головкой, и я вскрикиваю, пытаясь выгнуть бедра, чтобы избежать боли.
— Ты можешь сказать остановиться, — мягко говорит Крейн, хотя его дыхание прерывистое, член наполовину во мне, задевает стояк Брома. — И мы остановимся.
Я качаю головой, зажмуривая глаза.
— Нет. Я хочу этого. Я хочу вас, хочу, чтобы оба члена моих мужей были во мне вот так.
Бром громко сглатывает.
— Я опять схожу с ума.
— Продолжай в том же духе, — говорит Крейн, а затем упирается рукой в стену позади Брома, напрягаясь, и входит в меня одним грубым толчком.
Я открываю рот, чтобы закричать, но потом вспоминаю, где я, и вместо этого кусаю Брома за плечо. Он шипит, но то ли от того, как сильно я сжимаюсь от членов внутри, то ли от боли от моего укуса, не знаю.
— Просто дыши, — говорит Бром, прижимая меня крепче, когда я пытаюсь вывернуться и отодвинуться от вторжения.
— Вот и все, сладкая ведьмочка, — хрипит Крейн, целуя меня в затылок. — Не двигайся, чтобы мы смогли трахнуть тебя вдвоем. Обещаю, скоро боль пройдет.
«Откуда, черт возьми, ты знаешь?» — хочется наорать на него. «Это не тебя разрывают надвое!»
Но когда Крейн выходит и снова входит, когда я заставляю себя просто поддаться боли, вместо того чтобы бороться с ней, я отпускаю все и просто падаю в их объятия.
И, как всегда, чувствую, что оживаю.
Бром и Крейн начинают двигаться в тандеме, и я ощущаю не только их члены внутри себя, но и то, как они скользят друг по другу, и теряюсь в их прерывистом дыхании, в биении их сердец, в нежных словах, которые они шепчут мне, и в грубостях, которые они шепчут друг другу. Я зажата между ними, как бабочка, взлетаю все выше и выше, мое тело оказывается на грани всего сущего.
Затем кончаю, снова кусая Брома за плечо, чтобы не закричать. Мое тело сотрясается в конвульсиях, а сердце, кажется, вот-вот выскочит наружу и разлетится по всему миру.
Мои мужчины. Мои мужья.
Они кончают вместе, Крейн кусает меня за шею, хрипло кряхтя. Бром яростно толкается в меня, его руки дрожат, он снова и снова говорит, что любит меня.
Их сперма вытекает из меня, а я просто висну на них как кукла.
— Господи, — стонет Крейн, выходя из меня, а затем опускает меня на кровать рядом с собой. Я отодвигаюсь от Брома, он присоединяется к нам с другой стороны, и мы втроем лежим на кровати, которая немного тесновата для трех человек.
В конце концов, когда сердцебиение приходит в норму, но это безмерно радостное чувство все еще остается, я переворачиваюсь на живот и смотрю на них. Они оба смотрят друг на друга, расплываясь в довольных улыбках.
И я больше всего на свете хочу, чтобы они были едины так же, как я едина с ними.
— Я хочу поженить вас, — шепчу я.
Они оба удивленно моргают, глядя на меня.
— Ты же знаешь, что это невозможно, — говорит Крейн, хотя в его голосе безошибочно слышится надежда.
— Может, и не по закону, — говорю я. — Может, и не в Божьей воле. Но в наших сердцах, в наших душах это более чем возможно. И это важнее всего.
Оптимистичный взгляд серых глаз Крейна останавливается на Броме.
— Ну? Что скажешь, красавчик? Женишься на мне?
— Мне нужно подумать, — говорит Бром с серьезным выражением лица. Затем на его щеках появляется ямочка, и он смеется. — Да, конечно. Даже если я скажу «нет», ты все равно заставишь.
Крейн по-мальчишески улыбается ему.
— Ты хорошо меня знаешь.
Я приподнимаюсь на локтях, беря их обоих за руки.
— Значит, вы оба обещаете любить, лелеять, уважать и повиноваться друг другу до конца своих дней?
Улыбка Крейна становится шире при упоминании слова «повиноваться».
— Крейн, — упрекаю я его.
— Да, — говорит он, сжимая мою руку. — Да, я обещаю любить, лелеять, уважать и слушаться своего Брома.
— И ты, Бром, будешь делать то же самое?
— Да, — кивает он.
Я прочищаю горло.
— Тогда властью, данной мне Вселенной, я объявляю вас мужьями. Теперь можете поцеловаться.
Улыбка Крейна превращается в нечто благоговейное, когда он протягивает руку вперед и хватает Брома за лицо, притягивая его к себе для поцелуя, а пальцы Брома пробегают по волосам Крейна. Я наблюдаю, как их поцелуй становится глубже, как их языки встречаются, как рты раскрываются в страстном желании, как их брови хмурятся от безмерного желания и любви друг к другу.
И хотя это одна из самых романтичных вещей, которые я когда-либо видела, я все еще ведьма с ненормальным аппетитом, и чувствую, как между ног начинает пульсировать тепло, несмотря на то, что все тело уже болит.
Я отодвигаюсь назад по кровати, наблюдая, как их поцелуй становится страстнее, и знаю, что произойдет дальше. Крейн прерывает поцелуй, его глаза наполняются вожделением, он хватает член Брома, начинает целовать
