превращались в красивые сумерки…
— Как видишь, Баэр, у нас тоже кое-что было! — злорадно закричал Барторий и отступил в сторону, чтобы освободить путь для воплощенной Стихии.
— Не может быть! — только и вырвалось у меня.
Потому что из бесконечного сияния начало проявляться лицо огромного витязя. И это было хорошо знакомое лицо Гарэма.
— Вот почему он мне всегда не слишком нравился! — зло бросил Баэр и раскинул руки, как бы отодвигая нас назад. — Отступайте. Уверен, сам Свет мне не по силам. Но, возможно, я смогу хотя бы задержать его.
— Я останусь с тобой, я тоже Темная! — с громко бьющимся сердцем крикнула я и схватила его за рукав. — Возьмешь и мою силу, направишь, как надо.
Вот оно… То, что приготовил Барторий. Никто не знает, как ему удалось уговорить… сам Свет, самого Светлого «целителя» Гарэма, но как-то удалось…
Видимо, природа Света накладывает одни ограничения, но снимает другие. Светлые не могут получить от своей Стихии повышенную силу, какую получил от Тьмы Баэр. Но в определенных условиях могут вызвать сам Свет.
Придется сражаться с другом. И сражаться до последнего. Мне стало и горько и радостно, что все так заканчивается.
Горько — потому что ничего не получилось. Барторий обвел нас вокруг пальца. Все эти сборы сил были для отвода глаз. А на самом деле он готовил нам другой сюрприз.
А радостно — потому что это будет славная битва, о которой, должно быть, сложат легенды. Смешно, но именно так я подумала. Как воины из сказок, что шли на смерть ради «правого дела».
Или нет… не сложат. Ведь никто не знает точно, как погиб прежний Темный. Просто предание гласит, что убить его явился сам Свет...
Вот и мы с Баэром повторим его судьбу.
Ах, Гарэм Гарэм! Хитрец. Честный открытый хитрец. Теперь ясно, почему ты назывался этим именем! «Гарэм» — Светлейший, самый Светлый, истинный Свет…
Свет, живущий инкогнито. Ты не мог отказаться, да? Так же как не смог отказаться, когда тебя призвали убить прежнего Темного?! Как-то мне не верится, что ты добровольно пошел на это…
…Я и сейчас не могу думать о тебе, кроме как о друге, который по воле судьбы оказался по другую сторону баррикад…
— И мы будем биться до конца, — спокойно бросил Майдор. — Может, вместе с драконами у тебя появятся шансы.
— Этот противник вам не по зубам, — вдруг словно бы отовсюду раздался голос Тьмы. Тот самый, что вещал мне с неба две с небольшим недели назад. — С этим я разберусь сама. Разойдитесь!
Исходил этот голос от Грасерии.
Тоненькая девушка сделала шаг вперед и принялась стремительно расти, закрывая собой небо. Волосы стали черными, лицо приобрело те самые прекрасные строгие черты, лиловое платье появилось из ниоткуда… В руках у нее был темный кнут, длинный и гибкий.
Нас с Баэром и остальными подняло ветром и аккуратно отнесло куда-то в сторону. Для нашей, видимо, безопасности.
— Ты тоже не знал, да-а?! — ошеломленно простонала я. — Вот ведь мы идиоты!
— Не знал. Изредка… словно бы чуть-чуть… подозревал… Но эти мысли всегда сразу уходили! — ответил Баэр и сжал меня в объятиях. — Ребята, Светлые славят Свет! Так и мы восславим Тьму! Восславим нашу Грасерию!
И мы закричали:
— Тьма! Сама Тьма! Слава матери-Тьме!
Но спустя миг Баэр замолчал и стал мрачен.
— Барторий! — закричал он куда-то в сторону скрытых Светом Светлых. — Ты с ума сошел! Хочешь устроить битву Света и Тьмы? Битва Стихий уничтожит мир! Молись Свету, проси остановиться, если хочешь, чтобы…
Но Барторий не отвечал, он ошеломленно смотрел на Тьму, которая застыла в ожидании Света. Видимо, старый лис не рассчитывал, что Тьма тоже явится сама.
«Вообще, может быть, у Прежнего с Нинэль ничего не вышло, потому что меня с ними не было!» — всплыли в голове слова Грасерии, сказанные в наш последний вечер в Саду.
Вот ведь! Грасерия, загадочная девушка, столько раз говорившая, что она не Темный маг. Да, она никогда не была Темным магом. Потому что всегда была самой Тьмой, воплощенной в человеке. Она ни на секунду не покидала своих «детей». Просто этим «детям» и в голову не приходило, что «мама» рядом!
Готовит, убирается, помогает по Саду, вяжет носки… Всегда готова понять и поддержать…
Да и имя ее… Всплыло то, что однажды говорил Баэр. На каком-то древнем наречии «Грасерия» означает «глубокая Тьма» или «истинная Тьма».
Барторий упал на колени, воздел руки в направлении огромного Гарэма. Видимо, решил молиться. Умирать вместе со всем миром, когда две Стихии сцепятся в битве, ему тоже не хотелось.
Но огромный Свет так и шел к Тьме, которая застыла, сжимая в руках свой кнут.
И тут меня осенило…
— Ребята! — закричала — нет, заорала — я. — Наверное, теперь, когда Светлые призвали Свет, Стихии вынуждены сражаться! А они не хотят! Они любят друг друга! Не им нужно молиться! Молитесь Богу! Немедленно! Говорят, Бог, Всевышний есть любовь! Молитесь, чтобы любовь победила! Передайте отцу Ростиклаву… — я оглянулась, слышат ли меня, Майдор кивнул. Сам отец Ростиклав перед битвой работал настоящим «полевым священником», благословлял на бой воинов баланса, а теперь мы заставили его находиться в самых дальних рядах нашего войска, чтоб не пострадал. — Передайте ему, пусть молится, пусть начинает службу во славу Бога! Во славу Любви!
Не знаю, что делали дальше другие. Видела лишь, что одновременно со мной многие наши воины, да и многие Светлые упали на колени.
Я же, стоя на коленях посреди поля последней битвы этого мира, сложила руки в молитвенном жесте. Посмотрела наверх. Когда мы молимся, это происходит как-то автоматически, хоть никто из нас давно не думает, что Бог обитает на небесах…
И произнесла одно:
— Всевышний, Господь, прошу об одном — пусть любовь победит. Прошу. Не для себя. А ради любви и всего мира.
А дальше мы с Баэром взялись за руки, готовые ко всему. Видели, как витязь-Свет приблизился к женщине-Тьме. Несколько мгновений они молчали. А потом наша Тьма, наша Грасерия слегка ехидно произнесла (в смысле, прогремела
