— Он забрал твою боль и твои раны, — объяснил Зарек. Он стоял рядом и неотрывно смотрел на Тейлона. — Теперь он умрет вместо тебя.
— Нет, Тейлон, нет! Пожалуйста, не умирай! — взмолилась она.
— Ш-ш-ш, — прошептал Тейлон. — Все хорошо.
В комнату ворвался Эш — и, увидев эту сцену, испустил проклятие.
— Что здесь происходит?
— Кельт взял на себя ее раны, — голосом, полным изумления и недоверия, прошептал Зарек.
Что-то гулко бухнуло в дверь с той стороны.
— Не беспокойтесь, — сказал Эш. — Я наложил на комнату щит. Боги не смогут ворваться сюда, пока его не проломят.
— Судя по всему, этого недолго ждать, — заметил Зарек, покосившись на содрогающуюся от ударов дверь. Он указал на Тейлона. — Унесите его отсюда. Я вас прикрою.
— Уверен? — спросил Эш.
Зарек кивнул.
— Ну погоди, раб! — послышался из-за двери голос Диониса. — Ты мне за это поплатишься! Я тебе покажу!
— Жду с нетерпением! — холодно рассмеялся Зарек.
Эш открыл дверь в противоположной стене.
Саншайн в ужасе следила за происходящим. Трудно было поверить, что Зарек вновь перешел на их сторону. И сознание отказывалось признавать реальность страшного зрелища — Тейлона, распростертого на полу в крови.
Все происходило так стремительно, что она совершенно растерялась. Больше всего ей хотелось забиться в какой-нибудь темный угол, закрыть глаза, ничего не видеть и не слышать.
Но нельзя. Она должна быть сильной — ради Тейлона. Она не имеет права его подвести.
— Эй, Саншайн! — окликнул ее Зарек, когда она уже повернулась к дверям.
Девушка обернулась.
— Спасибо за тот кувшин! — И он снова повернулся к содрогающейся от ударов двери, готовый встретить натиск двух разъяренных богов.
Саншайн была поражена, — но задумываться об этом было некогда. Вдвоем с Эшем они вынесли Тейлона из комнаты, спустились по лестнице и спрятались на первом этаже, в последнем помещении слева по коридору.
Здесь Эш осторожно уложил Тейлона на пол, а затем окружил комнату магической защитой.
Саншайн опустилась на колени рядом с любимым. Смертельно бледный, покрытый потом и кровью, он дрожал всем телом, судорожно пытаясь вдохнуть.
— Держись, милый! — прошептала она, хотя и не была уверена, что он ее слышит. Затем обернулась к Ашерону. — Он ведь бессмертный, правда? Он поправится?
Эш медленно покачал головой:
— Его сердце пронзено божественной молнией. Как только сердце перестанет биться, он снова умрет.
Запрокинув голову, он вскричал громовым голосом:
— Артемида! Сюда, и поживее!
Вспышка света почти ослепила Саншайн, — а в следующий миг перед ней явилась очень недовольная богиня.
— В чем дело? — рявкнула она.
— Мне нужна душа Тейлона. Быстро.
Богиня приподняла брови:
— Позволю себе напомнить, что ты за нее не заплатил!
— Черт побери, Арти! У нас нет времени торговаться — он умирает!
Она пожала плечами:
— Так исцели его.
— Не могу — и ты это прекрасно знаешь. Он поражен божественной молнией. Мне запрещено противостоять богам.
От ярости у Саншайн потемнело в глазах. Не помня себя, она вскочила и попыталась броситься на самовлюбленную богиню, но Эш перехватил ее и оттолкнул к стене.
Дрожа от страха и гнева, Саншайн наблюдала за его переговорами с Артемидой.
— Отдай мне его душу! — голос Ашерона гремел, как гром. — За это ты получишь неделю полной покорности!
В глазах Артемиды вспыхнул расчетливый огонек:
— Две недели!
Бессильная ярость исказила черты Ашерона:
— Согласен.
Артемида протянула руку — и на ладони ее возник тускло светящийся багровый камень.
Эш потянулся за ним, но Артемида отдернула руку:
— Придешь ко мне на рассвете!
— Клянусь, приду.
Удовлетворенно улыбнувшись, Артемида отдала ему камень. Эш вернулся к Тейлону. Встретившись взглядом с Саншайн, он проговорил:
— Саншайн, тебе нужно взять этот камень в руку, приложить к клейму Тейлона — к татуировке с луком и стрелой, и держать так, пока его душа не соединится с телом.
Она потянулась за камнем, но Тейлон слабеющей рукой перехватил ее руку. Саншайн изумленно взглянула на него: она не подозревала, что он в сознании.
— Не надо... нельзя...
— Тейлон! — вскричала она, не понимая, почему он ее останавливает. — Что ты делаешь?
— Нет, Саншайн! — сдавленным голосом прошептал Тейлон. — Обожжет руку... ожог... не сможешь рисовать...
Страшнейший из ее кошмаров!
Она взглянула в полные боли глаза Тейлона.
Величайшая ее любовь!
Выбор очевиден.
Не раздумывая, она взяла у Эша камень — и вскрикнула, когда он обжег ее руку.
— Смотри Тейлону в глаза, — послышался у нее в голове голос Эша. — Сосредоточься. Ради Зевса, не упусти душу...
Так она и сделала. Боль немного уменьшилась, хотя Саншайн все равно чувствовала, как камень прожигает ее насквозь.
Казалось, время остановило свой бег. Глядя в угольно-черные глаза Тейлона, Саншайн вспоминала свою жизнь с ним: прошлую, настоящую — неважно, они слились воедино. Вспоминала собственную смерть — и то, как Тейлон сжимал ее в объятиях.
Наклонившись, она поцеловала его.
— Я с тобой, любовь моя.
Тейлон испустил последний вздох. Тело его расслабилось. Сердце Саншайн замерло вместе с его сердцем: ее охватил неодолимый ужас.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть все получится!
Эш положил ее руку на плечо Тейлона, на изображение лука и стрелы. Камень постепенно тускнел и становился холоднее.
Но рука ее все еще горела огнем.
Наконец, когда камень полностью остыл, она отпустила его — и застыла в ожидании.
Тейлон не шевелился.
И не дышал.
Он лежал перед ней неподвижно, холодный и мертвый, как этот камень.
— Тейлон! — содрогаясь от ужаса, слабым голосом позвала она.
И в тот момент, когда Саншайн уже почти уверилась, что он умер навсегда, Тейлон глубоко вздохнул и открыл глаза. Прежние, светло-карие глаза.
С радостным криком Саншайн сжала его в объятиях.
И в этот миг дверь распахнулась, и в комнату влетели двое разъяренных богов, а с ними — орда крылатых демонов и толпа даймонов. Зарека нигде не было — оставалось лишь надеяться, что они его не прикончили.
Тейлон вскочил, загородив собой Саншайн.
Эш поднялся на ноги, готовый к бою.
— Полночь! — со злобным смехом объявил Дионис. — Начнем представление!
Демоны расступились, пропуская «близнеца» Ашерона.
— Ну здравствуй, Ашерон, — проговорил Стиккс тоном, далеким от братской приязни. — Давно не виделись. Сколько времени-то прошло — одиннадцать тысяч лет?
