— Умоляю, мне нужно вернуться.
Я так нервничала, что даже не могла красиво соврать, придумать эту крайне необходимую вещь. В голову почему-то лезла только глупая идея с жизненно необходимым лекарством.
— Не положено, мисс.
Упрашивать было бесполезно. Я снова откинулась на мягкую спинку сидения и нервно ковыряла ногтем бусины на сумке. Должности я лишилась — это ясно. Но теперь панически боялась, что из моей оплошности раздуют скандал. Все, чего касался Аскар-хан аль-Зарах, носило международный статус. Поздравляю, мисс, это феерический провал. Проклятые бриллианты вытеснили и страх, и потерю работы. Если дело повернуть нужным образом, я могу даже попасть под суд. Например, за шпионаж в пользу Тахила.
Как отец…
Я похолодела и судорожно вздохнула, сжала сумочку до ломоты в пальцах. Фирел — советник по международным вопросам в дипломатическом ведомстве, член Государственного совета Альянса. Если меня обвинят в шпионаже — мне не спастись. Никто не поверит в глупую историю, которая случилась на самом деле. Просто не захотят поверить. Даже свидетельство Кейт ничего не исправит.
Я прижалась виском к прохладному стеклу, смотрела сквозь подступившие слезы на цветные огни ночного Каварина. Уже не пыталась понять, куда мы направляемся. Уже плевать. Наконец, эркар пошел на снижение и припарковался на крыше высотки. Я вышла, ежась на холодном продувном ветру — горжетка осталась в квартире. Задувало так, что порой перехватывало горло и, казалось что задыхаешься. Под конвоем охраны, я проследовала к павильону лифта. Не смотрела по сторонам, не считала кнопки — и без того понимала, что мы прибыли в социальный департамент. Лифт плавно остановился, мы гулко прошагали по глухому коридору с одной единственной дверью в самом конце. Один из агентов замер возле сканера, ввел несколько подтверждающих кодов. Дверь распахнулась, и меня подтолкнули в проем:
— Прошу, мисс.
12
Блуждающие лампы разгорались без команды. Вспыхивали, как вечерние звезды, одна за одной, освещая чистый просторный холл. Никаких посторонних звуков кроме едва уловимого шипения системы кондиционирования. Казалось, здесь было безлюдно.
Я оставила на стойке у двери сумочку и чемоданчик с косметикой, медленно пошла по широкому коридору, отделанному мрамором и дубовыми панелями, зябко потирала голые плечи. Здесь было холодно, почти как на улице. Я заглянула в один из дверных проемов и обнаружила просторную комнату с панорамным окном во всю стену, в которую вели несколько ступеней. Два длинных белых дивана, между ними мохнатая светлая шкура и свисающий с потолка короб открытого камина. На возвышении, у окна, за изящной колоннадой — круглый стол и пара кресел с высокими спинками. Похоже на необжитую гостиную. Нежилая квартира от департамента?
Я подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. В расцвеченной огнями ночи просматривался иглоподобный шпиль Центрального банка Альянса, горевший голубым. На самом конце шпиля, вокруг круглого навершия, крутились узнаваемые буквы, как спутник вокруг планеты. В отдалении светилась магистраль, напоминавшая мигающую цветную гирлянду. Район Центрального банка — самый престижный в Каварине. Квартиры здесь стоят астрономические суммы. Это не социальный департамент, и едва ли квартира от департамента. Одна из квартир Фирела?
Внутри все затрепетало от догадки, но я тут же убедила себя, что это ничего не значит. Прежде чем связаться с департаментом, Фирел должен был сам разобраться в ситуации. Ему просто не до этого.
Теперь я смотрела на апартаменты под другим углом, стараясь разглядеть в них личность владельца. Сдержанные, почти монохромные цвета. Белый, серый, черный. Древесные оттенки. Бархатные кресла у окна были неожиданного цвета морской волны, как глоток свежего воздуха, но, вероятно, это рука дизайнера, а не прихоть хозяина.
Я вышла в холл и пошла дальше по коридору, заглядывая в комнаты. Но все они были похожи. Гостиные, гостиные, гостиные. Те же цвета, та же простота, та же холодность. Дерево, камень, кожа, неброский текстиль. Холодный лабиринт ступеней, колонн, проемов, панорамных окон. Идеальная чистота, от которой делалось не по себе. Никогда не видела таких просторных апартаментов. В сравнении с квартирой в Муравейнике они казались целым мегаполисом. Что делать одному человеку в такой звенящей пустоте? Во всех этих комнатах?
Вероятно, квартира занимала едва ли не целый этаж. Каблуки гулко стучали по полированному мрамору, усиливая ощущение одиночества. Если жить в такой квартире, можно сойти с ума. Заблудиться, одичать.
Я не сразу заметила стеклянную лестницу, ведущую на этаж выше. Прозрачная, почти невидимая, будто вытесанная из цельного куска чистейшего льда. Если спускаться по ней в темноте, наверно можно запросто свернуть шею. Я опасливо положила руку на перила, шагнула на ступеньку, будто хотела удостовериться в ее прочности. Удивительно, но ноги не скользили. Я поднялась, внимательно осматриваясь. Будет неловко, если здесь все же кто-то есть. Хотя бы домработница.
Кажется, передо мной была зона отдыха. Длинный полосатый диван, несколько спортивных тренажеров у окна. Вероятно, вся эта стена представляла собой огромное бесконечное окно, и отовсюду просматривался ночной город. Здесь было уютнее, чем внизу, даже появились двери и ковры на полу.
— Весь свет.
Захотелось увидеть всю глубину пространства. Не бродить под огоньками блуждающих ламп, которые выполняли лишь вспомогательную функцию. Мягко засветился потолок, пилястры на стенах, разливая теплый приятный свет. Я пошла по коридору, заглядывая в двери. Спальни. К удивлению, довольно разные, но и это, похоже, была лишь вольность дизайнера. Та же простота, та же образцовая чистота. Интересно, сколько народу, помимо роботов, убирается здесь?
Я заглянула в очередную комнату — похоже на кабинет. Закрыла дверь и тут же отстранилась. Вновь заглянула. Этот кабинет представлял собой разительный контраст со всей обстановкой. Здесь был бардак. Вероятно, было бы тактичнее назвать это рабочим беспорядком. Огромный стол был заставлен стационарными коммуникаторами, завален папками. Там же стояло несколько кружек и бокалов для виски. Горел активированный экран инфосети. На узкой полочке у стола была разложена геологическая коллекция на блестящих подставках. Совсем такая же, как была у отца. Милое совпадение. В мягком красном кресле с высокой спинкой на подушках валялся мятый серый пиджак.
Я похолодела и поспешно вышла в коридор. Не думаю, что Фирелу понравится, что я без его ведома заходила в кабинет. Кругом наверняка датчики слежения. Впрочем… Я горько усмехнулась: почему меня все еще заботит мнение Фирела? Фирела больше нет, и те часы, которые отделяют меня от возвращение в департамент — всего лишь условность. А педантичный мистер Фирел не такой и педант, судя по его кабинету. Отчего-то казалось, что туда запрещено входить даже уборщице.
Хотелось сделать что-то детское, гадостное, из школьных проделок. Насыпать в чайную кружку соли, подложить кнопку в домашние туфли, что-нибудь пролить, запачкать. Глупая идея. Меня отчаянно грызла обида. Острая, свербящая, как крошечная заноза. Я вернулась, подобрала из кресла пиджак и накинула на плечи — я очень замерзла. И плевать на его мнение. Меня окутало знакомым запахом промерзшей древесины. Я прижалась щекой к лацкану, жадно вдохнула, ощущая, как древесная горечь приятно оседает в горле. Хотелось ощущать этот аромат бесконечно. И, черт возьми, как же он шел Фирелу, будто создавался специально для него. Может, так и есть, он может себе это позволить. Я вспомнила его руки, его требовательные губы с привкусом виски. Странный краткий миг, казавшийся сейчас таким настоящим.
Я вернулась в комнату отдыха, скинула туфли и свернулась калачиком на краю дивана, посильнее запахнув пиджак. Выключила свет. Я смотрела на ночной город и ревела. Тихо, но горько и отчаянно. Вспоминала все события этого чудовищного дня, казавшегося бесконечным. Резиновым, безразмерным. Я пропала. И уже не понимала, что хуже: тюрьма или встреча один на один с теми, о ком я ничего не знала.
