Упрашивать дважды меня было не нужно — я юркнула в дом и даже двери и ставни за собой затворила. Все равно на улице уже начинало стремительно темнеть, а значит, все дела придется отложить до следующего дня.
Я рухнула на кровать и застонала в подушку. Теперь, когда жаркие объятия Сокола были далеко, мне показалось ужасно глупым мое обещание — зачем я сказала, что сегодня стану его? Неужели мы не можем потерпеть два дня, спустя которые сможем любиться, сколько душа пожелает, не накликая на себя гнев высших сил.
С другой стороны, разве боги не знают, что мы любим друг друга? Что может случиться за эти два дня, чтобы разлучить нас? Я представить такой силы не могла. Я все равно буду принадлежать Соколу!
Я лежала в неразобранной постели прямо в одежде, и противоречивые мысли терзали меня, заставляли метаться из стороны в сторону, из крайности в крайность. Мне хотелось прямо сейчас пойти к жениху и просить его освободить меня от данного обещания и заверить меня, что он не пропустит свадьбу. А после хотелось ощутить его сильные руки у себя на талии, а горячее дыхание — на внутренней стороне бедер. От пошлых картинок, возникающих в голове, становилось душно. Я хотела бежать к алтарю и просить богов о снисхождении, но тут же вспоминала стоны любимого и уже жаждала отдать ему себя всю без остатка.
Тем временем темнота вокруг становилась гуще, а женские разговоры снаружи стали тише и вскоре вовсе прекратились.
А потом откуда-то из далека зазвенел мягкий голос, запевая песню:
Ой, не ходи, не ходи, дочка,
Скоро темная глухая ночка.
Ой, не ходи, не ходи в поле,
Чтоб не знать тебе боли.
Его подхватили и другие голоса:
Ой, не ходи, не ходи к речке,
Лучше бы тебе лежать на печке.
Ой, не ходи, не ходи, дочь,
Унесет тебя злой дух прочь,
Унесет тебя злой дух ночкой,
Будешь ты ему тогда дочкой,
Будешь ты ему тогда жонкой,
Словно веточка вербы тонкой.
Враз погубит тебя злой дух в ночь.
Ой, не ходи, не ходи, дочь…
Песня звучала глубоко и протяжно, пронизывая своим звучанием и смыслом меня до самой глубины, как будто отвечая на мои вопросы и обращения к богам, наказывая не ходить ночью на свидание к Соколу.
Не знаю, сколько я так пролежала, слушая странную и страшную песню, но богатый на эмоции вечер и темнота вокруг сыграли со мной коварную шутку — я заснула. А возможно и сама песня мне приснилась — слишком нездешней она была.
Я проснулась резко, рывком, как бывает, когда тебя будят громким внезапным звуком или грубым толчком. Однако, никого рядом не было, а за окном царила тишина. Только свет звезд проникал сквозь распахнутые ставни — по всей видимости, мама открыла их перед тем, как ложиться спать.
Что же меня разбудило? Внезапное озарение заставило меня сесть на кровати — свидание с Соколом! Неужели я проспала? Я едва ли не застонала от отчаянья — что, если он не дождался меня и ушел, решив, что я его обманула?
Я стремительно скинула ноги с кровати — старые доски скрипнули от резкого движения, и звук оказался мне оглушительным. Я замерла, и впрямь как мышка, застигнутая котом врасплох за поеданием хозяйского зерна, прислушалась, не проснулась ли мама. Ее дыхание было размеренным и глубоким, за что я мысленно возблагодарила всех богов, которых смогла припомнить. И дальше я пыталась двигаться медленно и так тихо, как только получалось.
И хотя все внутри торопило и подгоняло меня скорее бежать на встречу к любимому, ведь каждая минута промедления могла стать фатальной, я не могла просто пойти на свидание, как есть: в мятом платье и с растрепанными волосами
Первым делом я скинула одежду, в которой заснула и до этого провела весь день, заменив ее на нарядную белую сорочку по колен, которую надевала только по особенным случаям. Мне показалось, что нынешний случай достаточно особенный для такого наряда. Ополоснув лицо и руки прохладной водой я почувствовала себя свежей и бодрой. Также я переплела волосы, уложив их в свободную косу, оставлявшую некоторые пряди выбиваться из прически в легком беспорядке.
Пока длились эти приготовления я старалась не думать о том, что ждет меня при встрече с Соколом. Я решила отпустить все на волю случая. Я не знала, проспала или нет, ждет ли меня любимый или уже отчаялся — пусть судьба решит, встретиться нам сегодня или разминуться.
Я загадала, что если свидание состоится, то стану его в эту ночь, без сожалений и сомнений, а если нет — то… То буду надеяться, что он все же пошутил на счет того, что не придет на свадьбу. При мысли о таком варианте в груди неприятно заскребли кошки.
И сборы мои получились рваными и взвинченными: я то торопливо дергала пряди жесткой расческой, сетуя, что они путаются, то, замерев, мучительно долго рассматривала, как лунный свет отражается в мутном зеркале, то торопила себя, нетерпеливо притоптывая на месте, пока непослушные завязки на рукавах скользили сквозь пальцы, отказываясь складываться в узел, то долго стояла на месте, выравнивая дыхание, оправдывая остановку тем, что едва ли Сокол будет приятно удивлен, увидев меня в испарине и с отдышкой.
Если бы меня в тот момент кто-то спросил, чего я хочу больше, чтоб любимый дождался меня или ушел, я бы не смогла ответить.
Глубоко вздохнув, я толкнула дверь, представляя, что, шагнув за порог, я уже не смогу повернуть обратно, и нынешняя ночь круто изменит всю мою жизнь. Но… дверь не поддалась. Я в недоумении уставилась на нее, как будто ожидая, что она должна заговорить со мной и объяснить, почему оказалась заперта. На моей памяти такого не было ни разу. Я даже не знала, что к этой двери есть ключ. В нашей деревне, казалось, вообще не знали о существовании замков, разве что скотину запирали в хлевах на ночь, чтоб не разбредалась.
Тихое поселение на самом юге княжества, удаленное от неспокойных северных соседей настолько, насколько это только было возможно, находившееся в стороне от торговый трактов также мало интересовало разбойников, ведь золотом и серебром здесь поживиться было невозможно, разве что мешок зерна или картошки украсть. Но овчинка выделки, как говорится, не стоила, ведь жившие в деревне охотники, знавших здешние леса, как свои пять пальцев, могли после взыскать непомерно большую плату с нерадивого воришки.
Так что запертая дверь стала для меня не просто неожиданностью, а событием удивительным, как снег летом — я смотрела и не верила своим глазам.
Я попробовала толкнуть дверь еще раз, но, ожидаемо, она снова не поддалась. Я дернула ее на себя, но вновь безрезультатно. В отчаянье я уперлась головой в дверной косяк, усилием сдерживая негодующий стон. Почему-то, когда выбор был сделан за меня, и я вынуждена была теперь остаться дома, мне немедленно захотелось сделать наоборот и кинуться навстречу с Соколом, сломя голову.
— Верба, — тихий голос мамы заставил вздрогнуть, — ложись, уже поздно.
Она не сказала ничего необычного и в ее словах не было какого-то подтекста или намека, но я поняла, что, закрывая дверь, она знала, зачем это делала. Разумеется, это была она, больше некому.
Да, запирать дверь можно не только для того, чтобы не зашел кто-то посторонний, но и чтобы кто-то свой не смог выйти.
— Мама… — выдохнула я, не в силах сказать что-то еще, потому что к горлу подступил комок, затворяя дыхание и голос. Мне казалось таким несправедливым это заточение, как будто я преступница, лишенная свободы, будто я теперь в тюрьме, а не в своем доме.
— Дочка, — голос мамы был спокойным, но чувствовалось, что говорить ей тоже непросто, — это для твоего же блага.
И в который раз за последнюю неделю, да что там — за последний день, мое лицо залил румянец, ведь я поняла, что мама обо всем догадалась — о том, что происходило между мной и моим женихом, о том, куда я собралась этой ночью и для чего.
— Мама, ты не понимаешь…
Я услышала, как скрипнули доски кровати, скорее угадала едва слышные шаги, а потом легкие руки легли мне на плечи.
