носом. Этот нос — наравне с губами и глазами — участвовал в выражение эмоций гостьи, и это было так необычно.
— Только ради вас, сон Розамунд, — шутливо поклонилась она мне шутливо, а потом протянула маску зайца.
— Просто Ганс? — предложил я.
— А вы молодец, — неожиданно похвалила она меня, дернув носом будто принюхиваясь. — Мне нравится, как вы держитесь. Другой бы на вашем месте бился в панике, а вы не только права свои отстаиваете, так еще и шутите. Знаете свое место, но умеете быть наглым, дерзите — но не раздражаете. Я знаю вас с совета, но у меня чувство, будто вы всю жизнь прожили в замке. Будто, знаете…
Она пощелкала пальцами, пытаясь подобрать нужные слова.
— Вот! Будто в витраже не хватало одного стеклышка. Оно вдруг нашлось и, когда его вставили на его законное место, картина стала целой.
— Вы мне льстите, — смутился я. — Я хожу по краю… и ненавижу себя за то, что повис на ваших шеях.
— Давайте-ка я расставлю в вашей милой головке все на свои места, — сказала лиса, усевшись на край моей постели. — Вот как вы думаете, в каком вы сейчас положении?
— Я еще не определился, — потупился я. — Я слишком мало знаю о вашем мире, чтобы что-то понимать. Действую наобум…
— Тогда я открою вам глаза, Ганс, дорогой, — лиса с хитрой улыбкой накрыла мое лицо фарфоровой маской. — Вы — интересная игрушка двора и ничего более. Знайте это, примите это и пользуйтесь этим. А теперь давайте, наденьте эту вычурную маску и поговорим с вами как лиса и заяц.
— Боюсь, как бы вы меня не съели, — не удержался я от нервной шутки, бросив испуганный взгляд на Альти.
От мыши ждать помощи не приходилось — она уже тихо, не обращая на нас никакого внимания, уткнулась в вышивание. Вскользь я подумал, что, наверное, это какой-то особый талант прислуги — уметь не слушать разговоры господ. Хотя к господам причислять себя было бы глупо.
— Думаю, вы не в моем вкусе чтобы вас есть, — сказала лиса, хитро улыбнувшись. — К тому же вы нужны нам — пока что — живым. А теперь наденьте маску, Ганс. Для вашего же блага.
Я надел. Крепилась эта красота на голову при помощи двух эластичных ремешков, и стоило ее надеть, как она будто прилипла к лицу. Обзор, сначала ограниченный кружками прорезей, неожиданно начал расширяться, пока мой родной охват зрения ко мне не вернулся. А еще через секунду я и совсем перестал чувствовать, что на моем лице что-то надето.
— Удобно, — пробормотал я. — А я-то думал, как вы их носите.
— Замечательно, раз так, — кивнула Лука, и сама облачившись в свою лисью маску. — А теперь задавайте.
— Задавайте? — не понял я.
— Да, вопросы, — кивнула она. — У вас ведь их много. Так что задавайте. Простенькая легенда, сочиненная нами, подождет.
— Хорошо, — с благодарностью кивнул я.
Я уже пытался расспросить Альти, но она многого не знала. То же, что мне поможет разобраться сама глава шпионов, радовало донельзя — если бы я выбирал из всех дам совета маскарада кому задавать вопросы, то выбрал бы именно ее.
— Где все мужчины? — задал я первый, самый остро стоящий вопрос.
— Война только кончилась, — ответила Лука. — Сначала воевали мужчины. Мужчины проиграли. Пришлось воевать женщинам. Женщины, что удивительно, выиграли. Так что все наши мужчины сейчас — это дети, старики и калеки. К тому же Ласла — первая королева-женщина в нашей стране, да и в мире в общем, и она старается всячески подчеркивать это, держа при себе лишь сильных женщин. Она хочет укрепить права женщин в Вадгарде, да и в целом. Потому при всей своей жесткости она весьма популярна у народа — как ты понимаешь преимущественно женского на данный момент. Старики умрут, а новые мужчины впитают с молоком те законы поведения, что она заложит. А заложит она равноправие мужчин и женщин.
Ага, торжество феминизма значит, эмансипация женщин. Ну ничего, это, кажется, в каждом мире случается. Ярых, радикальных феминисток дома я недолюбливал… но у здешних женщин, кажется, не было никакого выбора, кроме как выполнять мужские функции.
— Почему все носят маски? — продолжил я свои расспросы.
— Таков этикет, — коротко ответила Лука. — К тому же так проще определить, кто есть кто. Да не все ли равно?
— Хорошо, — удовлетворился я таким ответом. — Почему… почему ее величество вдруг так резко поменяла свое решение? И почему назначила меня советником? Слабо мне что-то вериться, что королева будет прислушиваться к советам ничего не понимающего в управлении страной парня.
— Мне нравится что ты не дурак, Ганс, — улыбнулась Лука. — Совет вынудил ее. Некоторые из дам, которых она пригрела под своими теплыми драконьими крыльями, любят ее слишком сильно, и слишком сильно желают ей счастья. Помни об этом и никогда не говори о Ласле соне Розалинде ничего плохого за ее спиной.
— Я так понимаю глава этих дам — Элла сон Тонильф, — не сдержал язвительности я. — Только что-то я ей не особенно нравлюсь.
— Сона, а не сон, она же не мужчина, — сказала Лука, склонив голову чуть на бок. — Сона и сон — холостые мужчина и женщина, сонора и сонор — состоящие в семейных узах. Выучи этикет, Ганс, не поленись. А Элла… нет, тут ты не прав. Она, несомненно, больше других любит королеву, но в отличие от других она и не хочет ее ни с кем делить. Не связывайся с ней. Она пусть и профессионал в своем деле, но совершенная дура во всех делах личных. Опасная и неуправляемая дура.
— Спасибо за предостережение, — кивнул я, а потом, чуть подумав, спросил: — Скажи, как мне лучше держаться с королевой?
— А вот тут я тебе не помощница, — весело ответила мне лиса. — Раньше бы я посоветовала тебе не быть с ней наглым, но вишь как — ты ей таких гадостей наговорил, а она перед тобой извинилась. Я еще не разнюхала, что у нее в голове твориться, но подозрения есть.
— Поделишься? — с надеждой спросил я.
— Да, запросто, — кивнула она. — Ну перво-наперво она тебя ненавидит, но хорошо это скрывает.
Неприятная новость. Я, наверное, побледнел и впервые понял, зачем придворным нужны эти маски. Они замечательно прятали эмоции.
— Да-да, она тебя ненавидит, и у ненависти этой много корней, — продолжала Лука. — Перво наперво насколько я ее знаю — она плохо переваривает мужчин в принципе, хотя и не до такой степени, чтобы их притеснять. Второе — она не любит, когда кто-то сидит на ее шее и ничего
