мне оказалось некогда. Лука не врала, назвав меня «игрушкой двора». Чем дальше, тем более очевидным становился для меня этот факт. Пока мы с Альти пытались читать книги по этикету, которые она добыла для меня в дворцовой библиотеке, нам не давали покоя. То змея приползет меня осматривать и массировать:
— Пришло время пить микстуры, сон Розалинд.
То свинья с кухни принесет пирожков:
— А мы тут напекли, а вы наверное кушать хотите.
То собаки заглянут по какой-нибудь странной причине:
— У вас тут все впорядке? Ничем помочь не можем? Ну ладно.
То мыши еще какие-то шмотки кружевные младшего принца притащат:
— Ой, да они в сундук не помещаются, мы сейчас еще один принесем.
То еще кто-нибудь что-нибудь в мою комнату притащит или притащится сам поинтересоваться: а не сбежал ли я, а все ли у меня хорошо, а не хочу ли я с ними ни о чем поговорить?
В конце-концов я решил, что с этим пора что-то делать. А то такими темпами у этих ста семи нянек я определенно останусь не то что без глаза, а без обоих. Потому, чуть подумав, я подманил к себе Альти и попросил:
— Послушай, можешь написать кое-что на листке бумаги и на дверь повесить?
Я бы, впрочем, и сам написал… да только оказалось, что не все так просто. Разговорный язык я знал черт знает каким боком, а вот письменность для меня оставалась немыслимыми закорючками. Подозревал я, конечно, что это — дело рук вездесущего мага Эрика сон Теагана… но подтверждений у меня не было. Разумеется, читать и писать я намеревался научиться, но на это требовалось время. Пока же приходилось напрягать Альти.
— Да-да, что написать, мой господин? — спросила мышь, тут же суетливо кинувшись к столу-секретеру и достав из его ящиков перо, чернила и лист желтоватой бумаги.
— Напиши, что приемные часы… в какое время змеи к нам приходить обещали? — уточнил я.
— Утром, часов в десять, сон, — охотно припомнила мышь. — И вечером часов в семь.
— Вот и напиши, что приемные часы с десяти до одиннадцати и с семи до восьми, — сказал ей я. — А если кто хочет вне времени — то пусть платит пошлину в казну.
— Размер пошлины? — осведомилась служанка.
— Ну… — хмыкнул я. — Ты мне про деньги местные расскажи — и я решу.
— А, это я мигом, — Альти тут же вывернула свои карманы и из них, громко звякнув, на пол вывалилось несколько монет. — Ой-ей-ей! Сейчас-сейчас я их подберу, сон! Подождите! Больших денег у меня нет, конечно, но какие есть — покажу! Или мне к соноре Эрго сбегать, чтобы она нам для примера дала крупные? Или может даже в библиотеку за энциклопедией…
— Нет, ты пока давай вкратце, — утихомирил ее я.
Вот ведь деятельная-то, а! Но тем не менее моей просьбе Альти вняла и, подобрав монетки, притащила их мне. Местные деньги оказались не круглыми, как я привык, а квадратными, с дырочкой в середине, как у японской йены. И цвет у них тоже был интересный — зеленый, как у сильно окислившейся меди. А вот достоинства были те же, какие и у нас в обиходе — единички, двойки, пятерки и десятки. С местными цифрами я шустро разобрался из-за того, что они походили на символы “книги перемен” и там достаточно было палочки посчитать. Чем больше достоинство — тем меньше дырочка в середине, а вот размер самой монеты не менялся.
— А более крупные деньги бывают? — спросил я у Альти, разглядывая диковинные монеты.
— Да-да, конечно, только они уже из другого металла! — сказала мышь. — Эти — кеты, а побольше — лойсы. Один лойс равен ста кетам.
Ага, ну что-то вроде наших рублей и копеек.
— И сколько стоит буханка хлеба, например? — спросил я.
— Смотря какого, о, смотря какого, мой милый сон, — запричитала мышь. — Иной хлеб стоит целого лойса, а иной — кеты три-четыре.
— А вот тебе, например, сколько было бы не жалко отдать за какое-нибудь простенькое развлечение? — пошел я другим путем.
— Понимаю, понимаю, к чему вы клоните, сон Ганс, — закивала мышь. — Я бы поставила цену в десять кет на вашем месте. Это не достаточно мало, чтобы каждый день столько отдавать, и не достаточно много, чтобы вообще в вашу комнату во внеурочный час не входить.
— Тогда так и пиши — пошлина десять кет, — с благодарностью кивнул я. — Будем за счет развлечения местных пополнять дворцовую казну.
— А не заругают нас? — опасливо спросила мышь.
— А вот и посмотрим, — заговорщицки улыбнулся ей я.
Следующие часа два мы спокойно учились. Ну как спокойно — охи, смешки и ворчание из-за двери периодически отвлекали и заставляли хихикать в кулачок, но в общем-то нас никто не тревожил вплоть до семи часов вечера. А в семь по нашу душу пришла грозная глава мышей Жанна сонора Андро. За ее маской было совершенно непонятно, что она чувствует в отношении нашей проделки. Я даже грешным делом пожалел о том, что решил выпендриться… но соблазн был слишком велик. Наскоро же накинутая на лицо маска кролика исправно скрыла мое беспокойство.
— Добрый вечер, — почти весело поприветствовал я распахнувшую дверь и застывшую на пороге уперев руки в боки женщину. — Рад вас видеть.
— Сон Ганс, объясните-ка мне, что за объявление висит у вас на двери? — спросила она и я с облегчение понял по ее голосу, что она едва-едва сдерживает смех.
— Понимаете, — не сдерживая под маской улыбки, начал я страдальческим голосом, — я ведь все равно что новорожденный ребенок здесь сейчас. Мне учиться надо. А мне все мешали. Вот я и подумал — а может вы не обидитесь, если я как-то ограничу доступ в свою комнату? Вы уж простите, что не предупредил… дойти-то я до вас не мог, а Альти была очень мне здесь нужна. Если вы хотите — я тот час же сниму объявление…
— Ну вы артист, — весело покачала головой Жанна. — Вот ведь же насколько вы меня в тупик поставили-то, а! Я ведь два часа сидела, и ждала когда у вас начнется приемный час, чтобы вас поругать, потому что мне смешно было самой себе выписывать квитанцию на пошлину!
Я не удержался и фыркнул. Мышь сняла с двери мое объявление, прошла в комнату и села на край постели. Когда она подняла маску я увидел пожилую, действительно женщину, почти бабушку, у которой от улыбки лицо все разошлось морщинками. Добрые голубые глаза смотрели на меня ласково, как на провинившегося, но любимого внука.
— Давай-ка я тебе
