пятеро. Они плывут в тумане на равном расстоянии друг от друга и от меня. Всё в чёрных мантиях с глубокими капюшонами, закрывающими половину лица. Из-под капюшона выглядывает что-то красное. Я не сразу понимаю, что это всего лишь маски, а не окровавленные лица. Я не знаю, кто это и чего они хотят, но поворачиваюсь и кричу Кристе во всё горло:
— Беги!
И она пытается, я вижу, но туман ей, как и мне, не даёт пошевелиться. Я оборачиваюсь к приближающимся фигурам, пытаюсь принять боевую стойку, чтобы защитить Крис, выхватываю длинный нож с тонким лезвием из голенища сапога и кастет из кармана. Они уже совсем близко, и я слышу странный звон в ушах. Фигуры идут спокойно, словно и не собираются сражаться, но меня это совершенно не успокаивает. Я их боюсь.
И вдруг я слышу знакомый глубокий голос, но не могу вспомнить, кому он принадлежит. Не могу разобрать слов, словно говоривший вещает не на энтелонском. Я вижу, что фигурам становится труднее идти, но они продолжают смыкать свой странный полукруг, центром которого, похоже, являюсь я. Голос становится громче и чётче. Слова похожи на песню, и я, наконец, понимаю, что это молитва. Пресвятой Аарон Хоудон здесь.
Я уже могу различить золотые вензеля на красных масках, когда молитва почти сковывает все пять фигур. Облегчённо вздыхаю, пытаюсь пошевелиться, но туман ещё держит. Оборачиваюсь, чтобы понять, в порядке ли Криста, и вижу её за спиной у главы энтелонской церкви. Её глаза полны панического ужаса, и я понимаю, что боится она за меня. Улыбаюсь мягко и ободряюще.
А потом всё происходит почти одновременно.
Пресвятой Аарон на миг замолкает, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие, Криста визжит, глядя мне за спину, и закрывает глаза руками, я резко оборачиваюсь и успеваю заметить, как все пять фигур приходят в движение и бросаются на меня, вытягивая вперёд руки в красных перчатках с такими же золотыми вензелями, как и на масках.
Удар пяти раскрытых ладоней приходится мне прямо в центр груди, всё слишком быстро, чтобы я успел отреагировать. Я падаю на спину, прямо в зеленоватый туман. Молитва звучит с новой силой, но вместо неё я слышу лишь шёпот пяти голосов, приглушённый масками:
— С возвращением, Темнейший…
Ронни
Да святится Имя Твоё, да приидет царствие Твоё… Нет! К демонам всё! К демонам исповедь! К демонам меня и Тебя тоже! Я просто теряю с Тобой время! Ты ведь всё равно не поможешь, верно? А если всё же готов совершить для меня чудо, то неужели Тебе интересно слушать весь этот бред, что какой-то шутник назвал жизнью? Интересно? Да, ей тоже зачем-то обязательно нужно было знать, что со мной было за эти годы. Я ей не сказал. Не хотел жалости и сейчас не хочу. Никому не говорил, но теперь, видимо, придётся, да? Тебе ведь это нужно? Покаяние? Ну так слушай! Слушай же!
Святому отцу, будь он неладен, слишком хотелось стать главой энтелонской церкви. Вполне понятное желание для такого жадного ублюдка, как святой отец Эспен (мне неприятно называть его по имени; имена дают людям, а он не человек точно). Должность-то вполне жирная. Значение церкви в Верхней Федерации Энтелов росло с каждым годом. Даже в те времена, когда церковь не настолько упрочила своё положение, как сейчас, быть главой энтелонской церкви значило почти то же самое, что быть королём.
В общем, святой отец хотел управлять миром. Только для этого мало одного желания, присовокуплённого к коварству. Для этого нужен дар. Такой, как у меня. Какое нелепое совпадение, верно? Тогда я ещё не знал, что таких совпадений не бывает.
Кстати? Ты знаешь, какой мир ты создал? Мне всегда было интересно, кто решает, каким будет этот мир? И решает ли вообще? А может быть, всё рождается в противовес существующему? Ладно, оставим эту никому не нужную философию. Чтобы объяснить, зачем я понадобился святому отцу, необходимо рассказать всю историю мира, пожалуй.
Тени были всегда. Говорят, они получаются из тех, кого выжгли лей-линии. Да, такое бывает, по словам обывателей. Я склонен этому верить, потому что до тех пор, как я не научился гасить собой белый свет, бьющий словно из-под земли, я чувствовал именно это — выгорание. Так вот те, которые не научились укрощать свет, становились Тенями. Говорят, они пустые внутри, поэтому им нужно заполнять пустоту душами живых людей. Эти души тоже сгорают внутри Теней, словно в печке, и бывшие люди, одарённые так же, как я, никогда не могут насытиться.
Людей необходимо было защищать. И в противовес Теням появилась энтелонская церковь. Бороться с теми, кто не справился с силой лей-линий стали те, кто совладал со светом. Вполне логично, на мой взгляд. Их называли инквизиторами, и церковь взяла своё начало именно от них.
Хотя зачем я всё это Тебе рассказываю? Ты ведь и сам всё знаешь. Или нет? Или я прав, и Ты создал этот мир ради шутки и больше ни разу не взглянул в его сторону? Буду исходить из этого, и рассказывать буду всё, что знаю сам, потому что это, может быть, хоть как-то объяснит всё, что я сделал в своей жизни. Да…
Церковь увеличивала своё влияние и в конечном счёте появилась необходимость привлекать к работе в храмах обычных людей. Конечно же, люди без дара занимались только тем, чем могли, а высшие должности все также были доступны только инквизиторам. Святой отец Эспен инквизитором не был. И, если бы не мой дар, никогда бы не смог стать главой энтелонской церкви.
Тогда я ещё не знал, что даже для инквизиторов мой дар уникален. Но Эспен никогда не был глупцом. Ему хватило ума понять, что именно он отыскал, и использовать меня должным образом.
— Как ты считаешь, Ронни, — спросил святой отец, спускаясь со мной вместе по металлической лестнице. — Почему потоки энергии становятся тусклее рядом с тобой?
— Я не знаю, — буркнул я.
Я не надеялся сбежать. Не только потому, что меня держали крепко за шиворот. Просто я ужасно боялся, что, если я потеряюсь, святой отец вернётся к Кристе и Тиарго. Я не знал, что он с ними может сделать. А неизвестность, знаешь ли, хуже любой очевидной угрозы.
— Ты их поглощаешь, мой мальчик, — отец Эспен достал из складок своей сутаны большую связку ключей, потарахтел ими и, наконец отыскав нужный, отворил ещё одну железную дверь.
Я помню, как зажмурился
