он должен рассказать об Иоганне.
— Зигфрид, мне очень жаль, я не знал. Послушай, я хотел…
Зигфрид развернулся, ударил его по руке и толкнул. Больше Конрад ничего не помнил, пока в глаза не ударил свет, и женский голос не сказал ему, что все в порядке, и он поправится.
Красивую девушку-мага Ильзу пришлось оставить, когда вернулась память. Конрад любил Иоганну и беспокоился о ней и ребенке, которого она должна была родить. Но уже тогда, на тихом побережье, где он провел свою последнюю ночь с Ильзой, его не покидало ощущение, что с его жизнью что-то не так. Это чувство усилилось после посещения тестя, барона Зингера, и продолжало терзать Конрада на всем пути в столицу. Всем женщинам, с которыми сталкивала его судьба, он приносил только огорчения. И, похоже, не только женщинам. Конрад не испытывал лютой ненависти к Зигфриду, который выбросил его за борт. Он только поразился, насколько сильные чувства и эмоции жили в его всегда тихом и недоверчивом младшем брате. И сейчас, год спустя, среди малого тронного зала, брат снова показался далеким и чужим, еще более замкнувшимся в себе.
Солнце блеснуло среди деревьев, и Конрад зажмурил глаза. Отвернувшись, он увидел на дорожке, ведущей от дворца, двух человек. Они медленно приближались и когда прошли мимо беседки, Конрад узнал генерала-регента Ингрид Рихтер. Идущий рядом с ней высокий черноволосый мужчина был незнаком ему. Пара тихо о чем-то беседовала, а потом женщина в форме сняла с себя шляпу, надела ее на непокрытую голову своего спутника и засмеялась. Мужчина взял ее за руку, и они пошли дальше.
Конрада во дворце ждала Иоганна, но он продолжал сидеть неподвижно, смотря вслед удаляющейся паре.
«Мама, мне очень тебя не хватает. Если бы я знала, если бы только могла себе представить, что тебя не станет так скоро. И сейчас ужасно жаль, что мы ничтожно мало говорили с тобой. А теперь я могу только писать, но даже здесь, на бумаге, я не знаю, с чего начать. Я никогда не была сильной и умной. Я даже не была милой и нежной. Мне так хорошо жилось под твоей защитой, но я поняла только теперь, какого это — принимать решения и защищать тех, кого любишь. Я осталась одна, и мне некому довериться. Это так ужасно. Я должна думать, должна решать, как королева. Но я не могу! Мне так страшно, как будто я тону, тону и задыхаюсь! Только вопросы и нет ни одного ответа. Эти вопросы разрывают мою голову, мне так плохо, что я не могу даже плакать. Что мне делать, мама? Неужели я всю свою жизнь проживу в страхе? Если она вообще у меня будет, эта жизнь. Представляешь, а когда-то я мечтала быть молодой вдовой, чтобы самой распоряжаться своей жизнью. Вот ты бы посмеялась.
Я хочу спросить: ты, хотя бы ты, когда-нибудь верила в меня? Теперь, вспоминая свою жизнь при дворе, я поняла многое из того, что раньше мне, увы, было недоступно. Они все считали и считают меня дурой и пустышкой. Ты понимаешь, о чем я, мама? А ты так торопилась со свадьбой, потому что знала, что умираешь, что времени у тебя осталось совсем чуть-чуть. Я могла бы быть внимательнее. Я могла бы понять, что ты настаиваешь не просто так, что для всех твоих решений есть своя причина. Или просто заметить следы усталости на твоем лице. Мне нет прощения. И все же, хоть капельку, ты верила в меня?
Я так бы хотела написать сейчас, что все поняла, что смогу стать королевой, что справлюсь. Докажу всем, что я не безмозглое создание. Но я сама не верю в это. Мне кажется, теперь слишком поздно. Мне не на кого опереться. Я чужая в своем дворце, я ничего не знаю обо всех наших родственниках, и этих генералах, князьях, даже фрейлинах. Они разорвут меня в клочья. Но они и Илеханд разорвут, а этого, мама, я не могу допустить, пока жива. Невыносимо войти в историю как самая бездарная королева, развалившая свою страну. Пусть я глупа и неопытна, но я все-таки твоя дочь, а это что-нибудь должно значить. Пусть я не умею править, но сдаваться я не умею тем более. Помнишь, как ты меня звала? Упрямая овечка. А я так злилась!
Ты не против, если я буду писать тебе иногда? Так становится немного легче. Я устаю все время думать, это так сложно. Но я приняла окончательно решение — либо я выгрызу этот проклятый трон, либо умру. Не сердись, мама, я буду стараться. Приснись мне, пожалуйста».
Вильгельмина стояла у борта и смотрела в низкое свинцовое небо, а руки складывали письмо пополам, еще раз пополам, еще… Злой ветер растрепал волосы, швырнул в лицо соленые капли. Пальцы разжались, отдавая ему бумажный листок. Развернувшись в полете, он закачался белым цветком на темных волнах.
