Я даже не успел припрятать начатый дневник и, тем не менее, пустил Эдвина одного осматривать мой дом. Неужели я настолько ему доверял? А, может, я просто был сбит с толку его неуловимым, изысканным очарованием.
Что за день? Столько непредусмотренных сложностей. Похоже, визит в поместье де Вильеров придется отложить.
Я быстро вернулся к тому месту, где обронил ружье. Но ружья, естественно, не нашел. А ведь оно лежала где-то здесь, в снегу. Не мог же кто-то из лесных зверей утащить его. Метель тоже была слабой. Сильно припорошить снегом тяжелый предмет она не могла. Значит, все-таки, в чаще был, кроме нас, еще один человек. Тот, кто сорвал ружье с моего плеча.
Только вот, если и остались на снегу его следы, то их уже успело занести снегом. Я двинулся вперед наугад, сам не зная зачем. Разве смогу я застать вора спустя столько времени. Запах волчьей шерсти и крови щекотал ноздри. Я вышел на поляну. На снегу здесь все еще сохранились уже слабо различимые алые пятна, но туши убитого зверя уже не было. Кто-то унес и ее. Хотя такой поступок казался бессмысленным. Кому нужен труп волка. Разве только кто-то захотел подбить серым мехом свою одежду.
Эдвин предупреждал, чтобы я не ходил дальше этой поляны, но мне почему-то очень сильно захотелось нарушить его запрет, как только я снова ступил сюда. Меня тянуло вперед с такой силой, будто кто-то звал меня из зарослей. И мне было все равно, что я могу не вернуться, если последую на этот призрачный зов.
Заросли хвойных деревьев, словно сами расступались, освобождая узкую тропу. Колкие мохнатые ветви расходились в стороны. Мне удавалось продраться вперед, не изранившись о вечнозеленые иголки елей.
Елок вокруг становилось все больше, густых и высоких, словно специально предназначенных для рождественского праздника, правда, уже минувшего. И все же мне показалось, что одна ель впереди ярко сияет огнями, стеклянными шариками и мишурой. Должно быть, это мое собственное воспоминание о последнем рождестве в кругу семьи. Я хотел направиться к той ели впереди, но споткнулся обо что-то и вынужден был ухватиться за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Однако вместо веток моя рука скользнула по чему-то холодному и гладкому. Стена! Прежде, чем я успел сообразить, это каменная кладка, она уже выскользнула из-под пальцев. Моя рука нащупала пустоту.
— Пусть войдет! — снисходительно шепнул чей-то голос, и меня подтолкнули вперед. Я, явно, ощутил толчок, хотя знал, что за мной никто не стоит. Впереди, наверное, находился какой-то лаз или потайной ход, мне уже доводилось сталкиваться с подобными ухищрениями в здании инквизиции, поэтому я ничуть не удивился, оказавшись вдруг в темном, озаренном светом то ли факелов, то ли свечей помещении.
Стена сомкнулась за мной, и кто-то хихикнул.
— Ну вот, ты был прав, Эдвин, — шепнул я сам себе. — Но теперь уже поздно поворачивать назад, я переступил порог.
И чей-то смешок в высоте над головой сопроводил мои слова.
Здесь тоже пахло волчьей шерстью, сыростью и кровью. Я насторожился и услышал голоса, но уже не бесплотные, а принадлежавшие кому-то, кто находился вблизи.
— Ну, давай же, думай быстрее, Винсент, иначе мне станет скучно с тобой играть, — игривым тоном произнесла какая-то девушка.
— Я думаю, думаю, — раздался шорох карт и обиженный вздох. — Если бы чуть помедленней, госпожа. Так быстро мне не сообразить.
— Не хватает секунды, чтобы достать копию туза из кармана? — пошутила дама, так, будто и в самом деле поймала шулера.
— А как вы провели того простака, — игравший вдруг быстро сменил тему. — Вы самый ловкий демон из всех в нашем мире.
— И в другом тоже, — снисходительно кивнула красивая брюнетка, сидевшая в кресле за маленьким игральным столом, и отпила немного вина из стеклянного бокала. Оно было густым и красным, словно кровь.
Я двинулся чуть дальше, рискуя выступить из тени на свет и быть замеченным. Мне очень хотелось разглядеть ее партнера. Какой-то мальчишка в черном камзоле и с рубином в мочке уха. Он лихорадочно водил пальцами по вееру собственных карт и нервно косился на карты в руках дамы.
Она мне сразу понравилась. Таких изящных белокожих девушек я еще не встречал. Кажется, даже ее белое необычного покроя платье было менее ослепительным, чем кожа обнаженных плеч. Длинные ресницы касались щек, а под ними лукаво поблескивали зеленые кошачьи зрачки.
— Ну же, Винсент. Ты меня раздражаешь. Нельзя же быть таким тугодумом, — ее голос был высоким, чистым и немного знакомым. Я где-то слышал его раньше.
— Сейчас — сейчас, — партнер занервничал еще сильнее, погладил свои карты в последний раз и вдруг выложил на стол сразу несколько козырей.
— Сложно играть с теми, кто равен нам по силе, — пожаловался он.
— Да уж сложнее, чем с бродягами из кабака, — кошачьи глаза зло свернули, свысока разглядывая веер из тузов. — Их тут не четыре, а пять.
— Но ведь у нас и колода больше, чем обычно, — он указал на сложенные пачкой карты, которые тут же уменьшились в размерах. Должно быть, все дело в бликах свеч.
— И все-таки я выиграл?
— Похоже на то, — кивнула она, равнодушно наблюдая, как Винсент сгреб к себе в карман горсть золотых монет.
Он уже двинулся прочь и хотел сказать «позвольте откланяться», как вдруг опустил руку в карман и нащупал там пустоту. Не слышалось больше звона металла. Выигрыш пропал. А на столе перед девушкой снова выросла горсть золотых монет.
— Давай сыграем еще раз, — предложила она.
— Но так… нечестно, — Винсент тупо уставился на золото, карты и вино, словно желал усмотреть во всем этом какой-то скрытый подвох.
— С кем ты говоришь о честности, — брюнетка коснулась пальцами своего бокала, и, кажется, вина в нем стало немного больше, чем минуту назад.
Я с любознательностью мало повидавшего в жизни паренька стал разглядывать столик и карты, и какое-то когтистое существо, легко запрыгнувшее на столешницу и показавшее Винсенту длинный раздвоенный язык. Оно, кажется, утащило пару монет прежде, чем исчезнуть.
Хотелось протереть глаза, ущипнуть себя, чтобы убедиться в действительности происходящего, но я боялся даже вздохнуть. Если издам хоть звук, то они меня заметят, и я не смогу больше наблюдать за ними, прячась в тени.
Винсент нехотя вернулся за стол и споткнулся обо что-то. Со стуком упало на пол ружье, двуствольное, с порванным ремнем и очень сильно напоминавшее то, которое потерял я.
Винсент поднял его, чуть ли не ругаясь на предмет за то, что он посмел наделать столько шума. В помещении до этого было очень тихо, не считая чистых, музыкальных голосов, которые звучали и в то же время тишину развеять не могли. Она была всеобъемлющей, тяжелой, обволакивавшей все пространство, и мне казалось, что я попался в паутину небытия, потому что все шаги и слова терялись в этой тишине.
