— Доброе утро, — здороваюсь я, и наши взгляды встречаются.
Почти каждый день Габриэлла казалась мне немного другой: в её волосах то и дело появлялись разноцветные перья, иногда кожа отливала перламутром, порой ресницы казались рыжими, а время от времени совсем светлыми. Однако сегодня всё иначе, ведь девушка исполнила мою просьбу и немного изменила собственную внешность: никаких перьев, никаких ярких оттенков, глаза кажутся непривычно тусклыми. Она прекрасна, а след от подушки на её щеке вызывает у меня невольную улыбку.
Под моим пристальным взглядом Габриэлла меняется в лице. Кажется, будто её щёки покрывает лёгкий румянец, и в мою голову закрадывается мысль, будто что-то изменилось — нечто неуловимое, словно после того, как Габриэлла читала меня, как открытую книгу. Только в этот раз неловко себя чувствую уже не я.
Совершенно невовремя моё сознание отмечает, что Габриэлле идёт румянец.
— Наверное, Бронсон своими звонками не дал тебе нормально поспать.
— Ничего не слышала, — говорит она. — Ты выглядишь… гораздо лучше.
У меня удивлённо приподнимаются брови.
— А ты стала больше похожа на нас, — признаюсь я. — Так, надеюсь, будешь привлекать меньше внимания, и, возможно, мы останемся незамеченными.
Конечно, вряд ли: даже сейчас, лишенная каких-либо намёков на её происхождение, Габи выглядит привлекательнее всех красивых девушек на Тальпе, которых я знаю…
Раздаётся сигнал таймера, и, очнувшись, я улыбаюсь девушке и ухожу на кухню.
Вчера я уже спрашивал у Габриэллы, что она предпочитает из еды, однако всё, что она ответила: «Это необязательно, я могу обходиться без неё». Мне показалось, будто фрукты её не слишком впечатлили, поэтому решаю, что выяснить это опытным путём будет гораздо проще.
Я беру нож и авокадо и надрезаю вокруг косточки на две половины, поворачиваю их в разные стороны друг по отношению к другу и извлекаю косточку.
— Сегодня мы отправимся на Нимфею, — говорю я достаточно громко, чтобы Габриэлла могла меня услышать. — Там ты сможешь нормально помолиться.
В тишине я счищаю наружную кожицу и кладу лысые авокадины на тарелку выемками вверх, а в потом разбиваю по яйцу в каждую выемку, и ставлю в микроволновку на две минуты.
— Там будет настоящее Солнце, — добавляю я, и Габриэлла уточняет:
— Не лампы?
— Нет. Действительно Солнце.
Мне хотелось бы увидеть лицо девушки, но раздаётся сигнал, я переключаю режим и, снова нажав на «Старт», оставляю блюдо в микроволновке ещё на несколько минут.
Из другой части квартиры доносится тихое «Спасибо», и я не удерживаюсь от того, чтобы подойти ближе.
Габриэлла стоит перед цветами, но, услышав мои шаги, оборачивается. Выражение её лица кажется задумчивым, и мне хочется узнать причину, но вновь раздаётся сигнал микроволновки, и я предупреждаю девушку:
— Завтрак готов.
Я возвращаюсь на кухню, догадываясь, что Габи идёт следом, и достаю готовое блюдо. Ставлю на стол его, а затем и всю остальную еду. С каждой тарелкой глаза Габриэллы становятся всё больше, и она начинает осматриваться, как будто ожидает увидеть кого-то ещё, кроме нас.
— Садись, — предлагаю я, указывая на стул, и девушка выполняет мою просьбу, но осторожно интересуется:
— Не слишком много для двоих?
Возможно, но тогда я так и не пойму, что она любит.
Я пожимаю плечами.
— Яичница с авокадо, каша с фруктами, бутерброды с творожным сыром и овощами, венские вафли. Не так-то и много. Ты можешь съесть столько, сколько захочешь, — предупреждаю я, чтобы она не думала, что я буду настаивать. — Так что приятного аппетита.
Я сажусь напротив и сразу же начинаю накладывать себе на тарелку еду, давая Габриэлле полную свободу действий. Я делаю вид, что даже не обращаю на неё внимания, однако сам исподтишка с интересом наблюдаю, как девушка в нерешительности блуждает взглядом по столу, а спустя несколько минут, когда я уже начинаю жевать бутерброд с яйцом и помидором, наконец решается прикоснуться к еде и первым делом берёт вафлю, украшенную шоколадом и ягодами.
Я мысленно усмехаюсь. Вот значит как. Неплохо для начала.
Интересно, её народ знает, что такое шоколад?..
Мне хотелось бы задать этот вопрос и десяток других, но я слишком ценю то, что она с аппетитом съедает вафлю и берёт себе бутерброд с черникой. Поэтому я просто продолжаю есть с самым безмятежным видом.
А вот Габриэллу молчание явно тяготит: с каждой минутой она краснеет всё больше, и концу завтрака её щёки горят так ярко, что я начинаю думать, не ждать ли в скором времени искр пламени. Она прячет взгляд, а мне становится всё более одиноко без её красивых зелёных глаз, поэтому, надеясь как-то успокоить девушку, я нарушаю молчание:
— В ванной для тебя есть одежда. Если хочешь, можешь снова принять душ перед поездкой и переодеться, если нет, то…
— Хорошо, — отвечает она, слишком поспешно доедает яичницу, за которую только недавно принялась. — Большое спасибо, — добавляет смущённо и поднимается из-за стола.
— Уверена, что наелась? — недоверчиво интересуюсь я, поднимаясь вслед за девушкой и надеясь хоть на минуту задержать её, но Габи явно мечтает как можно быстрее ускользнуть.
Не понимая причины её поведения, я не стремлюсь удерживать девушку и причинять ей неудобства, поэтому молча наблюдаю за тем, как она едва не убегает в ванную.
Стоит ей скрыться за дверью, как на моей ленте высвечивается старое сообщение: «Вам звонил Рэй Рилс». Прошло столько дней, однако я так и не перезвонил и так и не убрал это сообщение…
Готов ли я говорить с братом? Сейчас, когда в моей жизни начинается какой-то сумасшедший дом, он вновь появляется в ней, как ни в чём не бывало. Есть ли у него для меня что-то важное? Готов ли я хотя бы услышать его голос?..
Я не прислушиваюсь, но в моей маленькой квартире сложно не заметить, что из ванной не доносится совершенно никаких звуков, так, словно за дверью никого нет, поэтому легонько стучу в дверь, надеясь, что не напугаю девушку.
— Всё в порядке? — спрашиваю осторожно, и до меня доносится тяжёлый вздох.
Спустя несколько мгновений дверь открывается, и на пороге показывается Габриэлла. Я привык к сквозящему в её взгляде страху, но появившиеся решимость и вместе с тем отчаяние задевают меня по-настоящему. Такой землянку я ещё не видел и не знаю, что сказать.
Облизываю пересохшие губы, прежде чем произнести:
— Давай покажу, как пользоваться лентой.
Девушка кивает, и я подхожу ближе, замечая, что на запястье не осталось маленьких бутонов — все облетели, а значит, раны зажили.
— Куар-код остался. Как ты и обещала, — улыбаюсь я, и Габриэлла, хоть и остаётся безучастной, смотрит на меня понимающе.
Я протягиваю руку и включаю сенсорный экран, случайно касаясь горячей кожи девушки, и поспешно убираю ладонь подальше.
— Нажимаешь на эту кнопку. На панели указано время. Здесь находятся наушники, — открываю небольшое углубление сбоку ленты, и оттуда показываются маленькие кружочки. — Чтобы позвонить мне или Коди, нужно сделать так, — открываю список контактов и говорю: — Будем надеяться, тебе это не понадобится, но всё же. Поняла?
Я поднимаю голову. Габи смотрит на меня растерянно и смущённо, и меня раздражает, что мне нравится этот взгляд, не имеющий ничего общего со страхом.
— Да.
На моей ленте высвечивается вызов. Я надеваю один наушник, и раздаётся голос Алана:
— Мы внизу.
— Держись рядом и ничего не бойся, — говорю я землянке. — И не забывай, мы должны сделать так, чтобы никто из служащих лишний раз не проверял твой куар-код.
Габриэлла кивает, и я открываю дверь в подъезд.
— Нам пора.
Глаза девушки округляются и наполняются страхом, но не таким отчаянным, как прежде.
— Ничего не бойся, — повторяю я.
Она бросает на меня быстрый взгляд, и в нём появляется прежняя решимость. Это что-то новое, и такая Габриэлла мне нравится больше. Страх — точно не те чувства, которые должна испытывать такая девушка.