чугуном. Вроде как Пакстон передал ему записку. Что-то вроде Деверо.
Джейс повернул голову, будто не расслышал.
– Что?
– Деверо семьдесят два. Это все, что там было написано.
Он сел.
– Деверо? Ты уверена?
– А что? Ты с ним знаком?
И тогда он рассказал о Зейне. Все о нем. О том, что он сотрудничал с Белленджерами. О Ганнере, который привел меня к фонтану, чтобы посмотреть на реакцию Зейна. О последующем допросе. Вот почему Ганнер так быстро его привел. Они держали его в плену на складе.
– Поэтому я молчал, Кази. Я пытался найти слова и время, когда буду уверен, что он – тот самый человек, которого ты описала. Я боялся, что потеряю тебя, если ты узнаешь, что он работал на нас.
Мне потребовалась минута, чтобы осознать это. И тут до меня дошло: теперь он стал пленником. А это значило, что он все еще будет в Дозоре Тора, когда мы туда вернемся.
– Ты уверен, что деньги Зейну заплатил мужчина по имени Деверо? – спросила я наконец.
Джейс кивнул.
Мы обсудили, что это могло означать. Неужели человек, который дал Зейну деньги за охотников, был тем же самым человеком, чье имя было указано на клочке бумаги короля? На бумаге, переданной Пакстоном. На кого работал Деверо? В последние недели кто-то вел кампанию против Белленджеров. Пять лиг в течение многих лет враждовали с семьей Джейса, и все они жаждали получить контроль над Хеллсмаусом и очень прибыльной биржей. Деверо, скорее всего, работал на одну из них, и теперь палец указывал на Пакстона.
– Возможно, Деверо – новый торговец Пакстона, – размышлял вслух Джейс, – а ночью он занимается делами другого рода.
– А как насчет короля? Записка была у него. Может ли Деверо быть его человеком?
Джейс нахмурился.
– Не того короля, которого я знаю. Монтегю обмочится, если столкнется с преступником, рыскающим по темным переулкам, не говоря уже о том, чтобы нанять его. Да и зачем? Он не возглавляет лигу. Он фермер. У него нет доли в этой игре.
Мы задумались о Бофорте. Возможно ли, что он работал с одной из лиг? Заставлял их подрывать авторитет Белленджеров в городе в обмен на кусок пирога? Выступал ли Зейн их посредником? Или эти интриги не были связаны между собой? Одна заговорщическая группировка? Или две разные? Угроза Пакстона всплыла в моей памяти: «Будь осторожна, кузина. Помни: люди не всегда такие, какими кажутся, а если ты перейдешь дорогу не тому человеку, у тебя появится больше проблем, чем ты рассчитывала».
Джейс покачал головой, размышляя. Я знала, что его отсутствие дома не давало ему покоя.
– В прошлый раз, когда меня не было, Ганнер хорошо справился, – наконец сказал он. – Брат и в этот раз справится. К тому же Зейн под стражей, и моя семья его не отпустит. Мы получим от него больше ответов, когда вернемся. – Джейс сжал мою руку. – И мы получим ответы на твои вопросы, Кази. Это на первом месте. Я сожалею о том, что сделал Ганнер.
Я опустила глаза, вспоминая его насмешки.
– Это эмоции. Он боялся за тебя.
Я пыталась понять, однако жестокость Ганнера оставалась во мне незаживающей раной. Он вертел Зейна передо мной, как еду перед голодным животным, а потом выхватил. Я беспокоилась, простит ли меня семья Джейса, но теперь задавалась вопросом, смогу ли когда-нибудь простить Ганнера. «И мы получим ответы на твои вопросы, Кази». От этой мысли меня бросило в дрожь. Что, если я ошибалась? Что, если моя мать не умерла? Что, если Смерть меня обманула?
Джейс посмотрел на меня мрачными от беспокойства взглядом.
Я выдохнула.
– Мы все выясним, – сказала я, – но на этот раз между нами не будет секретов, и мы начнем работать на одной стороне.
Джейс улыбнулся.
– Удача только что улыбнулась Белленджерам. – Он подтолкнул меня в плечо, когда я снова легла на траву, и поцеловал меня в щеку. – Пока не забыл, я все еще кое-что должен.
– Что именно?
– Я обещал загадку. Хорошую. И я потратил на нее некоторое время. Оказывается, не так-то просто найти нужные слова. – Джейс поднял мою руку, поцеловал кончики пальцев, словно дорожил каждым из них. – Иногда нужно признаться в чувствах сразу, потому что второго шанса может и не быть. Каждое слово настолько правдиво, насколько я могу его сказать, Кази.
Он стал поднимать рубашку.
– Джейс, что ты…
– Т-с-с-с, – прошептал он. – Подожди.
Он взял мою руку и просунул под ткань, прижав к груди. Кожа была горячей под моей ладонью, и я почувствовала легкое биение сердца.
– Готова? – спросил он. – Слушай внимательно, посол Брайтмист. Я не стану повторять.
Я улыбнулась.
– Не переживай, патри. Я хороший слушатель.
И тогда он начал, прижимая мою руку к своей груди:
– Живу я без пасти, но голода нет.
Взгляды и нежность – вот мой обед.
Живу я без глаз, но вижу я дверцу,
Ту, что ведет в открытое сердце.
Я таю в прекрасных ладонях бойца,
И в страсти своей иду до конца.
Я навеки потерян, но полностью найден,
Я схвачен, как узник, как пленник я связан.
У меня болело горло. Я знала ответ, но играла в игру.
– Ключ? Ветер? Карта?
Его губы касались моих между каждой неверной догадкой.
– Мне понадобится время, чтобы разобраться, – сказала я.
Его рот был теплым, язык нежным, руки пробирались сквозь мои волосы.
– Не торопись.
И мы не торопились.
Мы остались одни, а перед нами простиралась пустыня.
Птица погибла. Он видел, как она упала с неба. Дюжина стрел следила за ее полетом, и одна из них попала прямо в грудь. Он подхватил ее костлявыми пальцами, взял на руки. Ее шея оказалась сломана, и голова изящно упала на его ладонь. Он знал, что написано в прикрепленной к лапке записке: он стоял за спиной Джалейн, когда она писала.
Джейс, Кази, кто угодно!
Возвращайтесь! Пожалуйста! Самюэль мертв.
Они стучат в дверь.
Я должна…
Он знал, что она не успеет дописать. Она едва смогла выпустить птицу. Он опустил голову, посмотрел на рану на кровавой грудке, схватился за древко и выдернул стрелу. На землю полетели белые перышки. Он не знал, поможет ли это, но он обещал Джалейн, а обещания он всегда выполнял. Поднеся птицу ко рту, он прошептал ей в перья: «Еще рано. Не сегодня», а потом подбросил птицу в
