чем у Светоярычей. Остановили скач бешеный, сбили наступление. Вышел из шатра своего и сам Гроздан. Сверкнул его меч отблеском костра. И бросился он сразу к Чаяну, уже спешенному силой, не раздумывая. Леден хотел прорваться к укрытию его, где, верно, Елица сейчас была. Да увяз. Цеплялись руки за повод коня, стаскивали с седла, не давая развернуться. Одного жеребец всё ж ударил копытом, как тот подобрался к нему сзади неострожно. Но скоро животину усмирили. А Леден к тому времени уж на земле оказался. Махнул мечом широко, отогнал ближних противников. Подоспели кмети свои, растащили в стороны зуличан, увлекая в схватки отдельные. Леден пробился вперёд. Одного ударил по шее, разрубив жилы. Другого достал по руке, а после по животу — вскользь. Вдругорядь посмотрел на шатёр полосатый Гроздана, желая хоть на шаг приблизиться. Да всё кто-то на пути вставал.
Он видел ещё голову брата, что хорошо возвышалась надо всеми чуть в стороне. Там и зуличского княжича рассмотрел. Сцепились они крепко. Гоняли друг друга вокруг костра, почти уже затоптанного.
Падали воины наземь, убитые — и видно становилось гораздо лучше теперь, как наступает брат на Гроздана, как теснит его уже к колючей стене молодого сосняка. Да с ним мало кто тягаться может. Уж один раз одолел зуличанина — и второй сумеет. Леден почти пробился к шатру, как заметил мельком, что загородила спину брата тень второго противника. Метнулся к нему — помочь, пока никто на пути не стоял. Озарились светом торжества глаза Гроздана, как почуял он подмогу. Да только брат её пока не видел, увлекшись схваткой с ним.
— Чаян! — давясь собственным криком, гаркнул Леден.
Сбился на бег. Оттолкнул кого-то. Да налетели на него плечом, задержали. На миг только обернулся ватажник, что наступал на брата подло — со спины. Сверкнули белками глаза его волчьи, холодные. И Леден узнал его тут же. Не глядя полоснул он мужика, что преградил ему дорогу, по груди. Развернулся, добил в шею сзади. Шаг к брату. Ещё один. Согрел волной бок костёр, снова разгоревшийся.
Камян поймал Чаяна предплечьем поперёк горла и всадил нож широкий над воротом кольчуги между плечом и шеей. Вынул и ударил ещё раз. Леден споткнулся, хоть под ноги ничего не попало. Показалось, и ему под рёбра клинок всадили. Провернули, размалывая кишки в кашу. Кровью залило взор — так, что и не разглядеть почти ничего — лишь фигуры тёмные противников, которые ещё в живых остались, но не могли его достать, завязнув в схватке с ближниками княжичей.
Он налетел на Камяна, когда тот уже отпустил тело брата, дав ему рухнуть в пыль. Ударил — тот отскочил проворно. Бросился снова — и тут сбоку напал Гроздан. Теперь только вертеться остаётся. И хорошо бы на затылке глаза появились — да куда там. Но кровь бешеная так по телу неслась, что всё вокруг как будто замедлилось. Не так резво замахивался Камян, не так скоро наступал княжич. И отступить Леден не мог, и надеяться оставалось, что кольчуга всё ж спасёт от некоторых ударов, потому как теперь не до того, чтобы себя беречь. Он поворачивался во все стороны, успевая отбивать оба меча, что опасно мелькали то у висков, то у шеи. Трогали порой и бока — да слабо слишком, чтобы рубаху стальную пробить.
Леден не чувствовал почти ничего. Только дыхание берёг и старался не суетиться слишком — чтобы не устать. То и дело взор падал на Чаяна, который, кажется, ещё шевелился. И даже подняться пытался, хватаясь за рану, через которую кровь так и лилась ему на плечо.
— Отступись, княжич, — тяжко дыша, прохрипел Гроздан, когда разошлись они в стороны, давая себе мгновение отдыха.
Позади уже стихал лязг, а кто верх одерживал — недосуг было высматривать.
— Не отдам тебе Елицу, — качнул головой Леден. — Сдохнешь тут. Как тебе, собаке, и положено.
И сделал шаг к нему. Камян бросился наперерез — и тут он развернулся, встречая его взмахом меча по ногам. Полоснул по коленям, ушёл из-под удара ответного в сторону. И Гроздан тоже промахнулся, не ожидав такого выверта. Леден, ведомый собственным весом, прошёл чуть вперёд, наслаждаясь вздохом тяжким, что издал ватажник. Снова к нему повернулся, со всей силы ударил подступившего княжича плечом, отшвырнул подальше. Снял с пояса нож и левой рукой всадил его в загривок Камяна, который уже валился вперёд. Опрокинул его, вдавив в землю. Встал с колена и Гроздана встретил. Нагнулся, кинулся вперёд. Сшиб его с ног, обхватив поперёк пояса так, словно раздавить хотел.
Он и хотел — чтобы нутро всё в труху. Чтобы собственной кровью давился, тварь. Чтобы кости хрустели и в кишки ему впивались обломками. Жаль только силы ему такой Перун не дал.
Со всей мощи — толчок. Они проехались по земле. Гроздан — спиной. Леден, вжимая его плечи в камни гладкие и сосновые корни. Меч отлетел в сторону от удара. Хрустнуло в запястьи. Другой рукой он поймал руку княжича, что взметнулась в замахе. Опустил резко, ударил ею о булыжник ближайший — один раз и другой, пока пальцы его не разжались. Схватил клинок и в шею ему направил лезвием самым — поперёк. Гроздан подставил ладонь — да где ж ему удержать булатную сталь, которая и перо на лету рассечёт. Полилась кровь собственная ему на лицо — в глаза и в рот. Леден схватился рукой подбитой за остриё, подавился воздухом, что метнулся тугим комком по горлу от боли страшной. Навалился всем весом — и меч, упав вдруг резко, раскроил Гроздану шею. Застыли глаза княжича. Булькнуло где-то в груди у него — и стихло всё вместе с дыханием.
Леден упал рядом с ним, прижимая к груди окровавленную ладонь, на которой, верно, разрезал немало жил. Даже кольчуга собственная казалась теперь горячей. Вокруг стало и вовсе тихо. Коль не слушать шум крон кудрявых сосновых над головой. Почти уже совсем стемнело. И небо потускневшее не слепило ставших вдруг слишком чувствительными глаз. Кровь Гроздана, густая, липкая, не успевая впитаться в землю каменистую, дотекла уже до его плеча. Говорили о чём-то кмети уставшие: сколько их в живых осталось? Потом видно станет. Леден отсчитал десяток вдохов и выдохов. Качнулся — сесть. И боль перетекла вся в руку, как он поднялся.
Едва волоча ноги, дошёл он до Чаяна, упал на колени рядом. И понял только, что закрыл глаза, чтобы не смотреть. Не
