покачала головой, сглатывая горькую слюну, и он нахмурился.
– Из того, что давали, ты что-то ела, глотала?
Я опять покачала головой.
– Есть вещи, которые они кладут в еду…
– Я знаю.
Я судорожно закашлялась, вспомнив Ирину, и зажала рот рукой. Брандер наклонился и подхватил бутылку виски, к которой я с радостью присосалась.
– Притормози. Если там ты ничего не ела, значит, голодаешь уже три дня. Я распоряжусь, тебе принесут покушать. Тот укол, что тебе сделали, ты хотя бы отдаленно представляешь, что там?
Снаружи завыл ветер, заставляя палатку шелестеть. Я в очередной раз повела подбородком и пожала плечами.
– Я не смогу тебе помочь, если ты не будешь со мной разговаривать.
– Я в порядке.
Нет, я не была в порядке, но буду.
– Я прикажу принести еду, в сумке есть одеяло, а жаровня для обогрева палатки готовится. Отдыхай, времени немного, скоро снова придется двигаться. Новый Король минотавров недоволен, что ты убила его жену.
Меня снова согнуло в сухом рвотном позыве, и я отвернулась от Брандера. Когда он вышел, я подобралась к сумке такой большой, что и сумкой ее язык не поворачивался назвать, и выудила одеяло. Забившись в угол, я завернулась в его тепло с головой.
Я слышала, как Брандер разговаривал с Ноксом, голоса других людей, присоединившихся к ним. Глухой стук копыт заставил меня поднять голову и прислушаться. По звуку приехало несколько всадников, но никто не всполошился, поэтому я плотнее завернулась в одеяло, положила голову на сумку и закрыла глаза.
Что-то коснулось меня во сне. Я крикнула, дернулась в сторону, отползая прочь, куда получится, от прикосновения. Нокс низко зарычал, увидев мою реакцию. Я пыталась взять себя в руки и перестать дрожать, но меня колотило от ужаса, преследовавшего меня во снах. Я вцепилась в волосы, тяжело дыша, а потом почувствовала запах еды.
– Ешь, – скомандовал Нокс, и я едва не выхватила у него тарелку.
Отодвинув приборы, я принюхалась и с удовольствием набросилась на мясо. Почти не жуя, я проглотила все до кусочка и блаженно прикрыла глаза. Я не понимала, что просто умираю с голоду, пока не ощутила запах мяса.
Нокс протянул мне кувшин с водой, я осушила его залпом, пуская струйку по подбородку. Я утерла рот и заметила, что, пока я спала, кто-то успел принести жаровню. Я придвинулась ближе к теплу и поежилась.
– Одеял на всех не хватит, а ночью в этом лесу довольно холодно. Ты поделишься со мной, – сообщил Нокс, и я молча кивнула.
Он устроился позади меня и притянул к себе.
– Мы можем лечь у огня? – я никак не могла унять бесконечную дрожь.
– Да, – он подвинул нас как можно ближе и прижался так тесно, что между нами не осталось ни малейшего пространства.
Я уставилась на пламя. Мы долгое время хранили молчание, Нокс обнимал меня, дарил ощущение безопасности. Время от времени он касался губами отметки на моем плече.
Пламя танцевало, гипнотизируя. Я заметила, что оно изгибается в нашу сторону, словно знает, что мы нуждаемся в тепле. Я потрясла головой, силясь изгнать из нее все, что произошло, а потом мой рот сам собой открылся, и я едва слышно заговорила:
– Моя сестра продала меня этому монстру, чтобы он меня изнасиловал и изувечил.
Нокс не сказал ни слова, но прижался губами к моей шее, к бьющемуся пульсу, и не отстранился.
– Еще она планировала отдать ему всех моих сестер. И все потому, что она решила, что я забрала у нее силы в утробе матери. Ведьмы в роду Гекаты рождаются неравными. Одна всегда намного сильнее другой. Как безотказное средство в том, где нужен баланс. Если одна обратится к темным искусствам, другая сможет либо вернуть ее назад, либо покончить с ней. Это просто равновесие, но Амаре было все равно. Она продала нас как свое приданое; ее гребаным приданым были ее собственные сестры. Остальных использовали бы по желанию Джеральда, но меня должны были обезглавить после пыток и изнасилования. Так сильно она меня ненавидела.
По щекам вновь покатились слезы, но я все выталкивала из себя слова о том, что меня терзало, в тишину палатки. Руки Нокса напряглись, а дыхание замедлилось. Я продолжала.
– Она позволила своему мужу меня мучить. Он сунул в меня пальцы, а она смотрела, – сказала я и громко всхлипнула. – Она трахалась с ним на моих глазах, и он все это время смотрел на меня. Он делал мне больно, а она просто смотрела. Она ничего не сделала, чтобы остановить его. Я ее сестра! Он попробовал мой вкус, когда трахал ее, засовывал пальцы, которые были внутри меня, в рот, и наблюдал за мной. Единственное, что помешало ему изнасиловать – я была подарком его отцу, и они не могли почуять, что я уже не девственница, среди запаха гниющих трупов других жертв. Она сказала, что я должна была стать великим жестом ее преданности новой жизни, ведьмой-девственницей из рода Гекаты в качестве трофея для его зала, – прошептала я, глядя на танцующее пламя. – Я видела там ужасные вещи. У Ирины, смертной, что-то сидело внутри. Оно жрало ее заживо. Ей разорвали прямую кишку, и что-то не давало ей закрыться. Утром она умерла, а эта тварь выскользнула через рот. У остальных отсутствовали конечности или куски, как будто их медленно разбирали на части. Моя сестра просто прошла мимо, ничего не сделав, чтобы им помочь. Мы так не поступаем. Мы должны защищать слабых. Она хвасталась пытками и в ярких, отвратительных подробностях объясняла, что со мной будет. Она хотела, чтобы я умерла, как другие девушки. Она сошла с ума от своей ненависти, она наслаждалась тем, как мне больно, тем, как обращаются со всеми этими людьми.
Брандер сказал, что меня не было три дня. Но я помню только, как проснулась в камере в тот день, как появилась Амара. И, может быть, один раз до того. Но я не могла бодрствовать. Я чувствовала, как ко мне прикасаются чьи-то руки. Касаются лица, других частей, но я ничего этого не помню. Словно я спала, и это происходило с кем-то другим. Но это точно была я. Я чувствовала все, что происходило, и все же я не могла видеть лиц, и я не могла очнуться от кошмара. Очнувшись первый раз, я почувствовала на себе их гнилой запах, как будто они трогали меня, пока я была без сознания. Все, что было до того, как
