Он смотрел вниз, на долину, как будто на могилу кого-то, кого любил. В долине были руины города. Старый, старый город, который когда-то был построен вокруг склона холма. Верхняя часть холма была окружена серыми облаками и туманом.
Кучи камней были всем, что осталось от домов, и пепел, осевший на улицах и руинах зданий.
— Демонические башни, — прошептала она.
Джейс мрачно кивнул.
— Я не знаю как, но это Аликанте.
— Это просто ужасное бремя — повесить такую ответственность на тех, кто настолько молод, — сказал Захария, когда закрыл дверь зала Совета за Эммой Карстаирс и Джулианом Блэкторном.
Алина и Хелена пошли проводить их обратно в дом, где они остановились. Оба ребенка едва стояли на ногах от усталости к концу их допроса Советом, а под глазами появились темные круги.
В комнате остались лишь несколько членов Совета: Джиа, Патрик, Мариза и Роберт Лайтвуды, Кадир Сафар, Диана Рэйберн, Томас Розалес, несколько Безмолвных Братьев и главы Институтов.
Большинство разговаривали между собой, но Захария стоял рядом с трибуной Джии, глядя на неё с глубокой печалью в глазах.
— Они пережили много потерь, — сказала Джиа. — Но мы Сумеречные Охотники — многие из нас пережили большие потери в молодом возрасте.
— У них есть Хэлен и их дядя, — произнес Патрик, стоящий рядом с Робертом и Маризой, которые выглядели напряженными и истощенными. — О них будут хорошо заботиться, и Эмма Карстарис, очевидно, считает Блэкторнов своей семьей.
— Часто те, кто понимает нас, кто нас опекает — не нашей крови, — сказал Захария. Джиа думала, что видела особую мягкость в его глазах, когда они останавливались на Эмме, почти сожаление. Но, возможно ей показалось.
— Те, кто любит нас, и кого любим мы. Так было и со мной. Раз уж она не рассталась с Блэкторнами, или мальчиком — Джулианом — это самое главное.
Джиа отдаленно слышал, как ее муж обнадеживает бывшего Безмолвного Брата, но ее мысли были заняты Хелен. В глубине своего сердца, Джиа иногда беспокоилась о своей дочери, которая настолько отдала свое сердце девушке, которая была полу-феей, расы известной своей ненадежностью.
Джиа знала, что Патрик не доволен тем, что Алина нашла себе девушку, а не парня. Это было эгоистично с его стороны, так как он больше думал о том, что ветвь Пэнхоллоу оборвется. Сама Джиа больше волновалась о сердце своей дочери, которое Хелена Блэкторн могла легко разбить.
— На сколько вы верите в обвинения фей в предательстве? — Спросил Кадир.
— Полностью доверяем, — сказала Джиа. — Это многое объясняет. Как феи смогли войти Аликанте и скрыться с пленниками из дома, предоставленного представителю Светлого Народа; как Себастьян смог скрыть от нас войска при Цитадели; почему он пощадил Марка Блэкторна — не из страха рассердить фей, но из уважения к их союзу.
— Завтра я встречусь с Королевой Фейри и…
— При всем уважении, — сказал Захария мягким голосом. — Я считаю, что не стоит этого делать.
— Почему нет? — потребовал Патрик.
— Потому что вы владеете информацией, о которой Королева Фей даже и не подозревает. — сказал брат Енох. — Такое редко случается. В войне свои преимущества силы и преимущества знания. Не упустите это.
Джиа заколебалась:
— Есть вещи гораздо хуже, — сказала она и увидела что-то в кармане своего пальто. Это было срочное сообщение из Спирального Лабиринта. Консул протянула его Захарии.
Он замер на месте. Мгновение он просто смотрел на письмо; потом потер пальцем бумагу и Джиа поняла, что он не читал его, а смотрел на подпись автора письма. Эта подпись ударила его прямо в сердце.
Тереза Грей.
— Тесса говорит, — сказал Захария, наконец, потом прочистил горло, так как его голос был неровным. — Она говорит, что колдуны Лабиринта изучили тело Амаларика Крейгсмессера.
Его сердце было высушено, а органы обезвожены. Она говорит, что им очень жаль, но нет абсолютно ничего, что могло бы излечить Темного. Некромантия может заставить их тела двигаться, но душа ушла навсегда.
— Только сила Адского кубка поддерживает в них жизнь, — сказала Джиа, ее голос был полон сожаления. — Они мертвы внутри.
— Если бы Кубок Смерти мог быть уничтожен сам по себе… — размышляла Диана.
— Тогда он мог бы убить их всех, да, — сказала Джиа. — Но у нас нет Кубка Смерти. Он у Себастьяна.
— Убить их всех одним махом кажется неправильным, — сказал Томас, глядя в ужасе. — Они Сумеречные Охотники.
— Нет, — сказал Захария менее вежливым голосом, чем когда Джиа пришла, чтобы пообщаться с ним. Она удивлённо посмотрела на него. — Себастьян рассчитывает на то, что мы будем думать о них, как о Сумеречных Охотниках. Он рассчитывает на нашу нерешительность, неумение убивать монстров, которые носят человеческие лица.
— На наше милосердие, — сказал Кадир.
— Если бы меня обратили, я хотел бы, чтобы мои страдания прекратили, — сказал Захария. — Это милосердие. Это то, почему Эдвард Лонгфорд сначала убил своего парабатая, а уже потом обратил свой меч на себя. Это то, почему я отдал ему дань уважения. — Он дотронулся до выцветшей руны на горле.
— Тогда мы должны попросить Спиральный Лабиринт перестать? — спросила Диана. — Чтобы они перестали искать лекарство?
— Они уже сдались. Вы же слышали, что написала Тесса? — сказал Захария. — Лекарство не всегда можно найти. По крайней мере, не успеют вовремя. Я знаю — то есть, мне известно, что никто не может полагаться на него. Это не может быть нашей единственной надеждой. Мы должны оплакивать Обращенных, как мертвых, и верить в то, что мы: Сумеречные охотники, воины. Мы должны делать то, ради чего были созданы. Сражаться.
— Но как мы защитим себя от Себастьяна? Было тяжело, даже когда мы боролись с Темными, а теперь к ним прибавился еще и Дивный Народ, как будто этого было недостаточно! — отрезал Томас. — Ты же просто мальчишка…
— Мне сто сорок шесть лет, — сказал Захария.
— И это не первая моя война, в которой на первый взгляд невозможно победить. Я верю, что мы можем обернуть предательство фейри в наше преимущество. Мы попросим помощи у Спирального Лабиринта. И я расскажу вам, как это сделать, если вы будете слушать меня.
Клэри, Саймон, Джейс, Алек и Изабель пробирались в тишине через жуткие развалины Аликанте. Джейс был прав: Это было Аликанте, вне сомнений. Они прошли слишком много, и все было слишком схожим, чтобы быть чем-то иным. Стены вокруг города теперь рассыпались; ворота были изуродованны шрамами от кислотных дождей. Площадь затопило. Каналы опустели, и заросли губчатым черным мхом.
