— Охотник в доме, дурочка! Идем.
— Нет!
В мозг хлынула лава, в ушах зашумело, мир завертелся, краски слились. Из груди рычанием выплеснулась боль. Я развернулась, выставила руки вперед, и ударила. Не сдерживая злость, испуг и отчаяние. Разрываемая на куски сожалением и виной.
Я отпустила Глеба на смерть. Не пошла с ним.
В глазах прояснилось, я развернулась и побежала наверх. Не глядя на то, что натворила, не раздумывая.
Упала на колени рядом с другом, схватилась руками за ворот футболки, до треска ткани, но он не пошевелился.
— Вставай! Ну, пожалуйста… Глебушка, родной, поднимайся! — И уже тише, выбившись из сил: — Не бросай меня одну. Слышишь меня, Измайлов! Вставай!
Лицо друга осталось неподвижным — восковая маска, безжизненная, бледная. А его уже нет… его… нет…
Совсем.
От рыданий болели ребра, живот, голова — все. В мозгу — кровавая каша из воспоминаний, страха, жестоких слов.
«Эти случаи всегда оканчивались бедой…»
И вывод: это из‑за меня. Все, начиная с событий того времени, когда я посвятилась. И заканчивая сегодняшним днем…
— Отлично. Ты играешь по сценарию. — Я подняла глаза. Охотник скалился, сложив руки на груди. Вздернутый подбородок, презрительный взгляд. — Как тебе такая плата, Кастелла?
— Подавись! — прошипела я и встала. Больше не сдерживалась — открыла ладони, позволила обжигающей лаве выплеснуться, достигнуть цели. Охотника отбросило назад, он ударился о перила, перегнулся и грузно полетел вниз.
Не теряя ни секунды, я побежала туда, полная гнева и желания крушить. Дикого, совершенного. Чистая ярость.
Я — огромный спрут, а мои руки щупальца.
Не дожидаясь, пока он поднимется, ударила снова. И опять.
Кожа на руках охотника, пузырилась обугливалась. Он пытался укрыться, рычал и ругался на непонятном языке, а я все била и била до тех пор, пока кен не перестал изливаться из ладоней.
Затем упала на колени, заплакала, не прикрываясь и не прячась — уставшая, обессиленная и готовая умереть.
Охотник поднимется — они исцеляются быстро. Он встанет и закончит все — и боль, и надежды, и отчаяние. Резким движением разорвет мою жилу, и я погружусь в темноту — спасительную, теплую. И быть может, забуду. Окажусь в том загадочном месте, напоминающем хельзу. Увижу странного, но приятного мужчину, и он залечит мои раны. Я знаю, только он может…
— Вставай! — резкий голос вырвал из отчаяния, меня грубо подняли на ноги. — Не смей сдаваться!
Я знала этот голос. Ненавидела его и любила — всегда. Даже сейчас. Эта едкая смесь всколыхнулась осадком, заставила повернуть голову.
Бог мой, он едва стоит! Левая бровь рассечена, и из нее струится кровь, заливая глаз, стекая на белую ткань рубашки. Нет, она уже не белая — разорванная, обугленная в районе груди. Исковерканная плоть, почти смертельная рана. И это сделала я…
— Прости… — прошептала я и отступила на шаг. — Ты прав, это все моя вина.
Сильные руки схватили за плечи, грубо встряхнули.
— Хватит себя жалеть!
Влад рванул меня в сторону, прижал к себе и выставил перед нами руку в неизвестном мне пассе — указательный и средний палец скрещены, а большой отведен в сторону.
Охотник поднялся, тряхнул головой. В глазах — удивление и азарт. Наверное, убить такого хищного, как я, для него будет честью. Влад произнес несколько слов, как мне показалось, на латыни и древний попятился, замотал головой. По — моему, тому, что сделал Влад, он удивился еще больше.
— Идем. — Вождь атли потянул меня к выходу. Охотник не шевелился — просто смотрел на меня, а я — на него.
— Рихар, — прошипел он. — Меня зовут Рихар. Чтобы ты знала, кто убьет тебя.
— Всем абсолютно плевать на то, как тебя зовут, — раздраженно произнес Влад, распахивая дверь и выталкивая меня на улицу.
— Я все равно приду за тобой, Кастелла, — прокричал охотник нам вслед.
Я еле стояла на ногах, но заставила себя идти. Сил почти не осталось, глаза слипались. Я исподлобья взглянула на Влада — он решительно смотрел вперед и шел. Почти тащил меня за собой, придерживая и вытирая другой рукой кровь с лица. Человек, который никогда не сдается. И я поймала себя на мысли, что восхищаюсь им. Сейчас, когда почти все потеряно, он продолжает идти.
А я не хочу. Больше ничего не хочу. Так устала…
Словно почувствовав мое настроение, Влад резко остановился, развернул меня к себе. Положил руки на плечи и очень мягко сказал:
— Не смей сдаваться, пророчица! У тебя есть дочь. — Погладил меня по щеке, стирая слезы, смешивая их с собственной кровью, и добавил уже тише: — У нас есть дочь…
Слова о Кире отрезвили, вернули в реальность. Я кивнула, заставила себя собраться. Ноги почти не слушались, но я шла. Десяток метров до машины показались непреодолимыми, я почти повисла на Владе, шаркая ногами по мокрой плитке.
Наконец, ощутила под ладонями холод металла. Облокотилась на багажник, пытаясь отдышаться, не упасть.
— Скорей, Полина!
За рулем уже сидела Лара, готовая тут же нажать на газ. Влад сел рядом с ней, я упала на заднее сиденье, рядом с Ритой. Сестра уже не плакала — просто смотрела вперед немигающим взглядом, всем видом напоминая статую.
— Что произошло? — испуганно спросила Лара, видимо, увидев увечья Влада.
— Все потом, — ответил он. — Трогай.
Я протянула руку, нащупала ручонку Киры и отключилась.
Я открыла глаза и не сразу поняла, где мы находимся. Машина была припаркована у высокого здания, но фонари ярко светили в окна и слепили глаза. Рита дремала на плече у Каролины, а та крепко прижимала к себе мою дочь. На щеках у деторожденной высохли дорожки из слез. Она смотрела вперед, в одну точку, как недавно Рита.
— Дай мне ее, — попросила я, протягивая руки к Кире. Горло тут же взорвалось режущей болью, голос был не моим и сиплым. Сорвала, наверное, когда кричала в доме.
Думать о произошедшем совсем не хотелось, хотелось забыть: и охотника, и многие события из моей жизни в атли. Казалось, как только я переехала к ним, со мной начали происходить ужасные, не поддающиеся объяснению вещи: смерти, убийства, кровавые ритуалы, параллельные миры, наводненные воинами.
Воспоминания тут же красочно описали, что произошло в доме, но чувств не было. Ни боли, ни страха, ни отчаяния. Даже образ Глеба, лежащего без движения, воспринимался спокойно.
Скорее всего, последствия шока. Внутреннее онемение, и когда оно пройдет…
