— Просыпаемся, детки, открываем глазки… Солнышко встало, утро настало.
Обычно такими словами их с Серино будил Фалдор, но сегодня вместо него их разбудил сероглазый незнакомец, одетый и остриженный так же, как Фалдор. У него было симпатичное доброе лицо и светлые глаза, а брови у него были приподняты, как будто ему было очень удивительно видеть Илидора и Серино.
— Кто ты? — изумлённо спросил его Илидор.
— Я Айнен, — ответил незнакомец. — Я теперь буду вместо Фалдора.
— А где Фалдор? — спросил Илидор, чувствуя, как его охватывает горе, от которого непреодолимо хотелось разреветься в голос.
— Фалдор уехал, — ответил Айнен.
Пару секунд Илидор переваривал услышанное, и горе охватывало его всё неудержимее. Серино уже скуксился, а через мгновение тоненько захныкал, размазывая кулачками по лицу слёзы.
— Хочу к Фалдору…
— Не надо плакать, малыш! — ласково склонился над ним Айнен. — Папа огорчится, если увидит, что ты плачешь.
Глупый Серино тут же захныкал:
— Папа…
Но Илидор был не таков, чтобы просто сидеть и плакать. Нужно было разобраться, что случилось, почему Фалдор их бросил, и почему он даже не попрощался. Выпрыгнув из постельки, Илидор резво помчался на поиски папы, шлёпая по холодному полу босиком.
— Илидор, ты куда? — бросился за ним Айнен. — Вернись немедленно!
Со всех босых ног Илидор рванул по коридору. По лестнице в это время спускалась огромная фигура лорда Дитмара в страшном чёрном плаще и страшных чёрных сапогах, но Илидор не успел затормозить и налетел прямо на него.
— Куда это мы так разбежались? — спросил ласковый голос сверху, и Илидора подхватили руки в страшных чёрных перчатках, а со всех сторон его окутал холодный аромат свежести.
— Хочу к папе, — пролепетал Илидор, упираясь руками в плечи, покрытые этой страшной чёрной тканью.
— Папа сейчас в ванной, но он скоро придёт, — сказал тёплый щекотный голос, и к щеке Илидора прильнули губы. — Что случилось, милый мой?
А сзади послышался голос Айнена:
— Простите, ваша светлость, он вырвался и убежал. Я не успел его поймать.
Чёрные брови строго нахмурились, и тёплый голос стал суровым:
— Почему мы убегаем от воспитателя? Да к тому же, босиком по холодному полу!
Илидор обмер. Он побаивался лорда Дитмара, его высокой, как башня, чёрной фигуры и рук в чёрных перчатках. По сравнению с ним папа был очень маленький, и лорд Дитмар мог держать его на руках вот так же, как сейчас Илидора. Вид нахмуренных чёрных бровей и строгий умный взгляд поверг Илидора в оцепенение, и он не мог вымолвить ни слова. Брови расправились, и к щеке Илидора снова прильнули губы.
— Дорогой, веди себя хорошо, слушайся Айнена, — сказал снова потеплевший голос. — Не огорчай папу, ему и так трудно. Вас у него целых четверо, а он у вас один. Ну, мне пора, у меня куча дел. До вечера, мой милый.
Рот Илидора накрыл большой тёплый поцелуй, а потом он оказался на руках у Айнена. Рука в чёрной перчатке скользнула по его волосам, а голос ласково повторил:
— Слушайся Айнена. Будь умницей.
Огромная фигура лорда Дитмара в длинном чёрном плаще заскользила вниз по лестнице, а Илидор был водворён обратно в детскую.
— Хочу к папе! — потребовал он.
Айнен с улыбкой ответил:
— Скоро папа придёт, а пока нужно одеться.
Он одевал их с Серино так же ловко, как Фалдор, и знал, как нужно правильно застёгивать сандалии. Он старался делать всё так, как делал Фалдор, но у него получалось фальшиво, и это только злило Илидора. Он заплакал:
— Хочу к папе!
Зашуршал шёлк, в детскую вкатилась волна аромата, и вошёл папа — как всегда, нарядный, в розовом с золотой вышивкой костюме, в шёлковой накидке на плечах, с красиво убранными волосами, распространяя вокруг себя волны благоухающей свежести.
— Что случилось, счастье моё? Почему слёзки? Что такое?
От его ласковых расспросов горе вырвалось наружу, и Илидор, обняв папу за шею, разрыдался:
— Айнен плохой! Я хочу, чтобы вернулся Фалдор… Где Фалдор?
— Сынуля, милый мой, — вздохнул папа, вытирая Илидору слёзы и целуя его в нос и в щёки, — Фалдор уехал от нас.
— Почему он уехал? — плакал Илидор.
Папа снова вздохнул.
— Как тебе сказать… Ему захотелось чего-то другого. Попробовать себя в новой работе. Поверь, моё сокровище, ему было очень грустно от вас уходить, он всю ночь просидел рядом с тобой.
— Он даже не попрощался, — горько всхлипывал Илидор.
— Потому что ему было бы в сто раз тяжелее, — сказал папа. — Прощаться всегда трудно.
Это объяснение не удовлетворило Илидора. Серино тоже хныкал, вторя ему, и папа стал нервно прижимать пальцы к вискам и морщить лоб.
— Дети, мне самому плакать хочется! Конечно, грустно, что Фалдор от нас ушёл, но ничего не поделаешь. Надо жить дальше. Айнен, они сделали утреннюю зарядку?
— Я как раз собирался ею с ними заняться, когда вы пришли, ваша светлость, — ответил Айнен.
— Дети, становимся на зарядку, — нарочито бодрым голосом призвал папа. — Если хотите вырасти здоровыми и сильными, надо каждое утро её делать! Где у нас обручи? И где гантельки?
Обручи и гантели появились из шкафчика, но у Илидора не было желания с ними заниматься, не в настроении был и Серино. Какая зарядка, если Фалдора нет? Без него всё было не так, ушла радость, гантели стали неподъёмно тяжёлыми, а обручи всё время падали.
— Что это с вами сегодня, дети? — хмурил папа красивые и тонкие, длинные, как стрелы, брови. — Вы как будто не с той ноги встали. Я понимаю, вы ещё не привыкли к Айнену, но поймите и его. Он первый день у нас, ему тоже непривычно. Давайте не будем его огорчать.
Илидору от всего сердца хотелось бы делать так, как говорил папа, но у него руки опускались, а при мысли о Фалдоре к горлу подступали слёзы. Видеть на его месте Айнена было невыносимо, дико, это злило Илидора так, что хотелось делать всё наперекор ему. При папе Илидор не решался бунтовать, но стоило ему выйти из детской по какому-то делу (у папы было много таинственных и важных дел), как Илидор тут же начал выражать свой протест. В какую игру Айнен ни предлагал играть, Илидор от всего отказывался, швырял игрушки, садился в угол, свернув ноги калачиком, и ничто не могло сдвинуть его с места — ни увещевания, ни ласка, ни строгость. Серино сначала смотрел на его выходки с удивлением, но потом смекнул, что к чему, и в знак солидарности тоже уселся в позу лотоса. Айнен сначала растерялся.
