— Они пользуются сокровищницей на минус первом этаже.
— Я не о ней.
— Это вторая цель твоего прибытия в Эрмид? — вспомнила я, что мы отклонились от этой темы и не прояснили её до конца.
— Да. Рагнар сказал, что цанам тяжело даже в сфере жизни. К слову, цаны — это одна из самых преданных нам рас, именно поэтому они первыми получат дом, даже раньше, чем мы достроим Луцан. Я хочу лично сообщить им счастливую весть.
— О, это здорово! А третья цель? — поинтересовалась весело.
— Забрать Маро, конечно! Негодяй вечно увиливает от обязанностей. Не бери с него пример, — тоном строгого родителя произнёс отец, но я знала, что он веселится. Так же, как понимала и то, что о настоящей третьей цели мне не сообщат. Но уже не злилась. Хотите вы, господа тёмные, не хотите, а я потихоньку распутаю все ваши планы и разберусь во всех тайнах. Всему своё время. Как сказал отец, у меня вся жизнь впереди.
— Такая у меня наследственность, — развела я руками, стараясь не рассмеяться. — Может, я больше в дядюшку пошла?
— Спаси нас, Тьма! — сымитировал испуг отец, и мы радостно рассмеялись.
Глава 39
В Ургран отец вошёл хозяином. Ни ностальгии, ни улыбки на лице. В холле звонко велел цанам собраться и ожидать на террасе, а затем взял меня за руку и подошёл к хрустальной стене.
— Приложи ладони и прикажи открыть ход, — велел он, что я незамедлительно сделала, ничего особенного не ожидая. Думала, очередное испытание. Однако стена завибрировала, хрустальные кирпичи налились светом, пожелтели, а после исчезли, открывая спуск в подвал. — Иди.
Кивнула, легко сбежала по лестнице, прислушиваясь ко всем органам чувств. Дорога была безопасной, неожиданно длинной, а закончилась просторным пустым залом без признаков факелов или свечей.
— Можно призвать ветер, чтобы немного проветрить? — спросила отца. Воздух в помещении был затхлым и неприятно щекотал ноздри.
— Конечно.
Попросила стихию бережно проветрить пространство, но ветерок упёрся. Выходит, он не просто так крутился возле меня сегодня — надеялся, что я с ним поиграю, закручу несколько вихрей, подниму часть воды из моря, смерчем кину на землю… Разрушитель. Любит негативные эмоции. Пришлось пообещать ему развлечение, но пока не согласовали шторм на море, ни в какую не соглашался. Ветер — действительно самая вредная стихия, но и с ней можно договориться.
— Ветер некому сдерживать, — заметил отец. — Все древние расы, которые могли его укротить, погибли. Вот он и держится рядом с нами, потому что признаёт лишь силу.
— Как погибли? — уточнила, услышав в тоне отца стальные нотки.
— Ты всё поняла верно, дочь. Мы враждовали. Победил сильнейший.
Стало зябко, однако я не позволила страху сжать ледяной рукой моё глупое сердце. Я и сама огненная тёмная. Да, маленькая ещё, неопытная, слишком добрая. Но это пока. Посмотрю на себя через тысячу лет. Тьма потихоньку делает своё дело — я становлюсь сдержаннее, хладнокровнее.
Мои мысли подслушал отец и решил преподать ещё один урок.
— Я всё же займусь твоим обучением, вам здесь неправильно преподают основы. Тьма — это не зло и не бесконечный холод, хотя так может показаться на первый взгляд. Тьма бесконечна, она добрая и злая, обжигающе холодная и уютно–тёплая. Она — Праматерь. Высшая сила. В ней ты черпаешь то, что тебе нужно, то, что ты выбираешь, в ней есть всё. Причина беспощадности огненных тёмных — не Тьма.
— Огонь, — выдохнула, раскрывая для себя ещё один секрет магов.
— Огонь — самая жестокая стихия, Миа. Именно она требует неимоверной концентрации и, если маг не соответствует её требованиям, выжигает его, чтобы найти нового носителя. Потому огненные маги или совсем слабенькие или поразительной воли, по–настоящему талантливые, исключительные. Чем сильнее твой огонь, тем сильнее должна быть ты сама. Духом, прежде всего. Помни об этом, когда кровь наполнится пламенем, заставит задыхаться в пожаре собственной силы, кричать от боли. Это одна из самых неприятных инициаций любого огневика, после которой ты уже никогда не станешь прежней.
— Звучит кошмарно. А во сколько лет она обычно бывает?
— По–разному. И я предвосхищу твой следующий вопрос: нельзя постоянно сдерживать её мощь, не выдержишь.
— Я чувствую, как во мне нарастает сила, огонь бежит по венам, но Огонёк присматривает за мной. И он такой весёлый, что…
— Он так же юн, как и ты. Я бы предпочёл дать тебе более древний огонь. Когда построим храм, проведём ритуал замены, — безапелляционно сообщил отец, касаясь ничем не примечательной деревянной двери в конце зала и тем отмыкая её. — Проходи.
Почувствовала, как Огонёк сжался в клубочек, спрятался за сердцем, будто нет его. Мысленно окутала его своими заботой и любовью, погладила. А затем выпрямила спину, с вызовом посмотрела на отца.
— Нет. У меня есть своя живая стихия. Она — моя. Я не позволю её забрать или обменять. И в моём мире мой Огонёк будет главным в храме огня.
— Ласси Миа Нанд! — громыхнул отец так, что стены подземелья затряслись.
А ведь он даже не повысил голос! Что за эффект такой? Захотелось уши зажать ладонями.
«Это ты в напряжении и все органы чувств активировались на полную», — тихонько шепнул Огонёчек. — «А стены трясутся от его силы, он зол».
— Да, папа? — спросила без малейшей эмоции в голосе, зная, что повелитель огненных тёмных не выносит слабости, лучше контролировать себя и говорить аргументированно, нейтрально.
— Ты со мной споришь? — уже куда сдержаннее уточнил отец.
— Нет. Я не спорю, а сообщаю своё мнение. И менять его не стану. Как и спорить с тобой. Я понимаю, что ты хочешь для меня всё самое лучшее, но мне не нужен ещё один надзиратель и наставник, мне нужен друг. Хоть кто–то, кому я могу доверять. Кажется, это умение у меня почти атрофировалось. Отмерло, — исправилась на более понятное для него слово. — У нас с Огоньком свои договорённости, я не собираюсь их нарушать.
— Ты не представляешь, как много теряешь, дочь.
— Ты считаешь, что теряю, а я считаю, что сохраняю. Для меня это важно. Я ведь совсем другая, с другим воспитанием и мировоззрением. Что–то изменится с возрастом и инициацией, конечно, но не всё. Меня не манит власть, я вообще к ней не стремлюсь, папа. Воспринимаю, как неприятную обязанность, от которой не отвертеться.
— Так и есть. Не отвертишься. Так предрешено.
Вздохнула. Я уже почти с этим смирилась. Единственное, чего не хотела вот прямо совсем — это править Эрмидом. Не лежит у меня душа к этому миру. Не нравится здесь. Вот ни убавить, ни прибавить. Не моё. Может, в более симпатичном мире во мне проснётся жажда власти, но явно не здесь.
— И мы не люди, тебе не нужен наследник империи, ну, по крайней мере, не нужен в ближайшие пару тысяч лет, — уточнила на всякий случай. — У нас с Рагнаром родятся дети, вполне вероятно, огненные тёмные. Вот они, подозреваю, унаследуют ваши с Рагнаром амбиции, так что будут рады принять самые древние живые стихии. А мне, правда, другая стихия не нужна. Прошу учесть моё мнение и не настаивать на своём.
— Пока ты не вошла в полную силу, все дети будут драконами. Потому после огненной инициации тебе придётся родить ещё, — очень осторожно, словно шагает по минному полю, произнёс отец. И смотрел так… странно. — Притом довольно быстро — если затянешь, потом могут быть проблемы.
Что за взгляд? И чувства закрыты — не понимаю его.
— Думаешь, Рагнар будет против?
Идея завести нескольких детей, как по мне, была вполне разумным решением. Драконы будут править в мире драконов, огненные тёмные — в остальных мирах. Подозреваю, амбиции родителя столь велики, что мне хоть по ребёнку в год рожай — миров хватит на всех.
Сарказм отец оценил, даже кивнул, подтверждая, что ему нравится ход моих мыслей. Пришлось озвучивать, что это лишь шутка, и пять тысяч детей — это точно мимо меня. Даже звучит жутко!
— Огненные могут жить куда дольше, — хмыкнул отец, вроде как запугивая. — Конечно, никто не требует от тебя такого подвига, это и невозможно. Но я рад, что ты так хорошо относишься к детям. Это немного непривычно. Твои мысли… тёплые. Высшие расы редко умеют так любить. К слову, вы с Рагнаром — два исключения.
