— Вот так, — приговаривал он. — Еще немного и станет совсем хорошо.
Кисть под его ладонью пылала. Я сжала карандаш настолько крепко, что не удивилась бы — тресни он прямо под моими пальцами. Все звуки соединились лишь в одно шумное дыхание.
Мое или его? Сейчас было не разобрать.
Еще никто не пытался разделить со мной таинство рисования. Никто не подходил так близко к моей душе. Да, я сама сознательно закрывала эту часть своей натуры от посторонних глаз, но разве кто-то прежде хотел пробраться под эту ширму?
По-настоящему, а не из праздного любопытства, никто и не пытался познать ее. Эту таинственную душу художника. Даже мама.
С каждым уверенным движением Данила, казалось, с меня сдирают кожу, оголяют. Пока не останется лишь сплошной, тугой комок нервов.
— Пора за хворостом. Поможешь?
Вопрос прозвучал подобно грому среди ясного дня. Рука Данила дрогнула, длинная линия искривилась и мазнула по кроне нарисованного дерева, обезобразив идеальную штриховку. Я выдернула ладонь и еще крепче сжала карандаш, пока он не треснул прямо в руке.
Макс рассмеялся.
Его лицо исказила безобразная маска гнева, я отшатнулась и чуть не свалилась с бревна. Данил издал приглушенное рычание. Сорвался ветер. Перед глазами потемнело.
Я зажмурилась и когда через секунду открыла глаза, то все было как прежде. Тихий вечер, спокойный Данил, лениво улыбающийся Макс.
— Так поможешь или мне самому надрываться?
— Ну, если без меня справиться слабо, — ответил Данил, оттряхивая джинсы от несуществующей пыли.
— Да куда уж мне без тебя, — ухмыльнулся Макс и подмигнул мне. — А ты, красотка, с нами или будешь и дальше придаваться ничегонеделанью?
— Без нее справимся. — Грубо ответил Данил. — Пусть рисует.
Макс пожал плечами и направился в сторону леса. Данил молча последовал за ним. Чем дальше он уходил, тем свободнее мне дышалось. Все, что произошло парой минут ранее, сейчас показалось жестокой шуткой воспаленного сознания.
Дима пристроил котелок с водой над пламенем. Когда вода закипела, Олечка добавила шесть пачек «Мивины» и нарезанные на мелкие квадратики сосиски. Приятный аромат закружил в воздухе.
Я посмотрела на эскиз и скривилась. Испорчен. Желание рисовать испарилось также мгновенно, как и хорошее настроение.
А еще карандаш!
Каждый раз, когда грифель ломался или крошился, боль во мне разгоралась так навязчиво, будто я теряла один палец, а не художественный инструмент. Наверняка глупо, но это чувство было сильнее меня.
В палатке быстро отыскала свой рюкзак. Проверила завязки. Порваны. Вытянула свитер потеплее и натянула поверх водолазки, после еле влезла в ветровку. Застегнулась и сразу почувствовала себя уютнее.
Озноб, что преследовал меня после соприкосновений с Данилом, понемногу проходил.
Крайне медленно, что не могло не злить, но все же когда холод крупица за крупицей покидал тело, облегчение было ощутимым.
— Чтоб я больше не видела тебя рядом с ним! Уяснила? — Регина ворвалась в палатку вместе с ветром.
Ее голос скорее шипел, чем звучал хотя бы в полсилы. И в этом шипении не было и капли дружелюбия.
— Нет, — спокойно обернулась я. — С ним — это с кем?
Бледное лицо одногруппницы покрылось ярко-красными пятнами.
— Не строй из себя лохушку! Чтоб не смела больше приближаться к Данилу! Или я тебе глаза на жопу натяну!
Я тяжко вздохнула. Прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать смех, который прорывался наружу.
— Ты еще и лыбишься, малахольная?!
А что мне оставалось делать? Не говорить же, что у меня самой коленки подгибаются, стоит Данилу лишь подойти на пару метров ближе положенного? Разве ощущение того, что тебе неподвластно собственное тело, может нравиться? Да я с превеликим удовольствием выполню «просьбу» одногруппницы! Да еще и с таким энтузиазмом, что сама себе обзавидуюсь! Потом. После уикенда. Во время будущего венчания с Сергеем.
Регина сделала резкий выпад, и хлесткая оплеуха обожгла мою щеку. В глазах защипало. Во рту расцвел соленый привкус крови.
— Тварь! — зло сплюнула она. — Я. Тебя. Предупредила.
Следующий порыв ветра подсказал, что Рита выбралась из палатки, больше ничего не сказав.
Что ж, видимо, лимит неприятностей на сегодня мной был уже набран.
Остаток вечера прошел, будто в тумане. Мысленно я постоянно возвращалась к этой оплеухе и непонятным угрозам Регины. Хоть щека и пекла, а на ней остался красный след, на который постоянно кидал подозрительный взгляд Данил, мне было не так больно, как обидно.
Что такого я сделала, чтобы так взбесить Регину? И вообще, почему она решила, что я и Данил как-то связаны? В смысле, что между нами может быть нечто большее, чем просто приятельские отношения… Причем данное подозрение я слышала не в первый раз…
Может, это значило, что я, правда, дала Сергею повод для ревности?
Вопросов оказалось больше, чем ответов. И это угнетало.
Сидя у костра и грея руки, я вспомнила единственный случай, когда мы с Данилом полноценно общались.
Случилось это в начале последнего курса где-то недели две назад. Я только-только вернулась из поселка обратно в общежитие и все еще нервно оглядывалась по сторонам, выискивая взглядом рыжую макушку Сергея. Прошедшее лето оказалось для меня самым тяжелым за все годы учебы, внимание жениха стало просто маниакальным. Он ходил за мной буквально повсюду, контролировал каждый шаг. И за любую провинность в его глазах, следовало наказание. Нет, Сергей, никогда меня не бил по-настоящему. Оплеухи, пинки и шлепки ремнем ведь не считаются избиением?
Юбка выше колена?
Будешь наказана.
Улыбнулась представителю мужского пола?
Будешь наказана.
Накрасилась?
Будешь наказана.
Сергей натаскал меня, как собаку Павлова. Его мрачный взгляд из-под бровей без слов говорил о том, что ночью я вновь буду наказана.
Сначала Сергей привяжет меня к кровати, задерет подол платья и спустит трусы, потом вытянет свой солдатский ремень и выпорет до тех пор, пока на ягодицах не проступит первая кровяная роса. А после он всласть утолит другие свои желания.
А если же я начну плакать, Сергей станет еще более жестоким.
Потом он, конечно, как всегда будет просить прощения, говорить, что такое больше не повторится, особенно после того, как я стану его законной женой. Мол, пока нет штампа в паспорте, он чувствует угрозу со стороны других мужчин, которые могут меня отобрать у него.
Разве я похожа на переходящее знамя?
Мысли о предстоящей свадьбе в конце года заставляли мою кровь превратиться в лед.