Кажется, теперь красными стали даже уши.
– Истомина Веда Владимировна, – отчаянно потея, пробормотала я.
Женщина промычала в ответ что-то невнятное и набрала на зеркале коммуникатора, спрятанного под крышкой стойки, какой-то номер. Закатив к потолку глаза, она нетерпеливо дожидалась ответа.
– У меня тут случай номер девять, – недовольно заявила она неизвестному собеседнику и еще раз придирчиво осмотрела меня. – Да, нет. Стоит, вроде, нормально. Даже своими ногами пришла…
Положив трубку, оператор неожиданно расплылась в подозрительно ласковой улыбке, сделавшей ее похожей на старую черепаху, и пропела, указывая в сторону гоблина:
– Деточка, посиди на лавочке.
Остроухий рецидивист, давно устроившийся на прежнем месте, тут же радостно закивал и любезно подвинулся.
– Я лучше постою, – буркнула я, отходя, чтобы пропустить промчавшегося тролля в форме служителя порядка.
– Номер девять! – крикнул кто-то.
Усатый страж тот, что унаследовал отцовский рабочий стол, махнул рукой, приглашая меня за стойку с оператором. Прижав понадежнее ридикюль, я направилась к работнику, пропуская суетившихся блюстителей городского спокойствия. В тот момент двое стражей разглядывали карту города, и по их велению изображение резко сложилось, а проекция отразила сильно увеличенный квартал. Появились автокары и крошечные живые фигурки пешеходов, прямо сейчас прогуливающихся у торговых лавчонок по мощеным улочкам.
Я послушно просеменила за стражем, одетым в несвежую белую рубаху. Под мышкой на кобуре, опоясавшей его круглые плечи, висел самострел.
– Садись, – указал мужчина на шаткий стул, а сам расположился напротив. Он поспешно сложил развернутую во всю ширину простыню газетного листка с отпечатками пальцев на странице.
– Ну, глаголь, Веда Владимировна Истомина, – предложил страж, устало вздохнув. Под бумагами стояла полная окурков пепельница, и складывалось ощущение, что моему безмерно грустному собеседнику до икоты хотелось закурить.
– А что значит «случай номер девять»? – уточнила я, подозревая правильный ответ.
Страж помолчал, а потом все-таки хмыкнул в усы:
– Дамочка, которая видит в каждом встречном убийцу.
– Угу, – кивнула я, быстро облизнув губы, – значит, к моему огромному сожалению, я не являюсь номером девять. Потому что меня действительно пытались убить.
Блюститель порядка расплылся в понимающей улыбке, такой всегда успокаивают душевнобольных, чтобы они не буйствовали.
– Да, я же верю, – протянул он ласково. В голосе слышались крайне осторожные нотки, чтобы не спровоцировать безумную, то есть меня.
– Это хорошо, – я отвернулась к окну, через полоски ткани едва-едва пробивались солнечные лучи, и они вырывались острым желтоватым свечением, золотя пыльные ставенки. – Вы ведь знаете о вчерашнем инциденте на станции «Отрадное» в подземке? Там служитель Исторического музея Ерш Цветков упал под поезд, – я помолчала и повернулась, добавив вкрадчиво: – или его убили…
От моих тихих слов с лица стража сошла показная веселость, уступив место пристальному вниманию. Глаза сузились, и мужчина подобрался, чуть подавшись вперед.
– А потом неожиданно к середине дня все упоминания о несчастном случае исчезли, – продолжила я.
– Но причем здесь… – страж непонимающе изогнул кустистые брови.
– То, что меня пытались убить? – уточнила я, разглядывая желтоватые от табака усы над сжатыми губами блюстителя порядка. – Перед тем, как упасть под поезд, он подкинул мне старинную побрякушку, и теперь за этим украшением, кажется, гоняется весь город…
После моих слов страж поменялся в лице. Он судорожно схватился за трубку коммуникатора, от поспешности сбросив на пол бумаги, потом осторожно положил ее обратно и едва слышно выдавил, словно у него запершило в горле:
– Эта вещь?..
– Очень занимательный браслет.
– Он у тебя сейчас? – воровато оглянувшись через плечо, переспросил страж.
Внутри заныло от дурного предчувствия. Внезапно стало понятно, что я напрасно пришла в Ратушу, пытаясь найти защиты и помощи.
– Нет, – ложь далась с поразительной легкостью, ни один мускул не дрогнул, – вчера в дом моих родителей ворвался неизвестный и забрал браслет. Сегодня в меня стрелял другой человек или фейри. В темноте не разглядела, на нем был плащ с капюшоном.
– Ты уверена? – быстро переспросил собеседник, облизнув пересохшие губы. До меня донесся стук обутой ноги, заходившей в неуемной нервной пляске.
– Уверена ли я в том, что в меня стреляли? – уточнила я, тщательно скрывая ехидство. В голове уже сложился план побега из Ратуши.
– В том, что отдала настоящий браслет, – с каждой секундой страж дергался сильнее. Подмышками проявились влажные потливые круги, и мужчина оттянул перепачканным в чернилах пальцем воротничок рубашки.
– Когда на тебя наводят оптический самострел, отдашь не только чужой браслет, но и последний алтын, – поделилась я невесело. От напряжения мои руки так сильно сжимались в кулаки, что ногти впились в ладони.
Меж нами повисло молчание, лишь прерываемое тяжелым дыханием блюстителя порядка, вероятно, много курившего. Жаль не получалось пустить слезу, чтобы убедить стража в моей безвредности.
– Если вы не против, мне бы в дамскую – наконец вымолвила я и продемонстрировала перепачканную кровью руку.
Страж, спохватившись, вскочил, словно выходя из глубокой задумчивости.
– Ты иди, там легко найти, – он указал на длинный коридор, куда вел проход без двери, только петли все еще торчали на косяке, – а я позвоню пока. Не заблудишься? – уже в спину донеслось до меня.
Я быстро оглянулась и покачала головой:
– Нет, я здесь неоднократно была!
Блюститель порядка, лихорадочно хлебнувший из кружки остывший травяной настой, поперхнулся.
Выскочив в длинный коридор, заполненный движением и суетой, я быстро направилась в сторону лестницы, ведущей во внутренний дворик. Меня лихорадило, и в голове крутилась лишь одна мысль – не встретить бы старых отцовских сослуживцев! Хотя за пять лет отставки все лица в общей приемной поменялись.
Хлопали двери, переговаривались люди. Коридор прыгал перед глазами, и от волнения в ушах стоял постоянный навязчивый звон. На мгновение я позволила себе оглянуться, боясь обнаружить погоню, и в следующий момент со всего маху столкнулась с высокой девушкой в форме. Ридикюль выпал из рук, и по пыльному полу разлетелись мелочи, шлепнулись позабытые позавчерашние бутерброды.
– Простите, – пискнула я и, нагнувшись, судорожно сгребла содержимое обратно, в беспорядке запихнув в матерчатое нутро.
– Это ваше? – девушка что-то протянула.
В руках она держала непостижимым образом выпавший из потайного кармашка браслет. Сердце упало в самые пятки. Подо мной качнулся пол, и навалилась внезапная слабость, едва устояла на ногах.
– Ох, спасибо! – я слышала себя со стороны, внутри сжимаясь от страха, и спокойно забрала уродливое украшение. – Все время с руки спадает. Мне его подарили, жалко потерять.
Кисть легко прошла через серебряную спираль, и широковатый браслет, холодя кожу, заболтался на запястье с тонкими синеватыми прожилками вен. Тут случилась совершенно необыкновенная вещь – украшение завертелось буром, и стремительно сузилось, плотно облегая руку.
На мгновение меня парализовало. Девушка, глядя на подобное преображение побрякушки, изумленно изогнула брови.
Матерь божья, что происходит?!
– Ну, спасибо, – я с трудом растянула губы в благодарной улыбке и направилась вниз по лестнице, из последних сил удерживая себя от истеричного побега.
Руку до самого плеча рассекла невыносимая боль.
Стиснув зубы, чтобы не застонать я покосилась на браслет. Надетый, дабы одурачить служительницу порядка, он сжимался все сильнее. Украшение прямо на моих глазах стремительно стягивалось, и из-под кромок уже выступили капли крови.
Закусив губу и не останавливаясь ни на мгновение, я попыталась стащить браслет, но металл, будто бы живой, мгновенно отреагировал на прикосновение и окончательно впился в запястье, становясь с ним единым целым. Испуганный выдох вырвался из груди.
Я вылетела на внутренний двор, запруженный белыми служебными автокарами стражей, и заторопилась прочь, подальше от Ратуши на людную площадь. На улице царили сумерки и обычная перед дождем духота. Небо потемнело, и над острыми длинными шпилями на башнях связи, передающих сигналы коммуникаторов, сгущались грозовые облака.
Все происходило как в дурном сне, и события потерялись четкость. Только сердце билось, как безумное, и кровь стучала в висках. От невыносимой боли едва сгибались пальцы. Казалось, еще немного и браслет, вгрызшийся в кожу, разрежет мышцы и раздробит косточки, оставив меня инвалидом!
