— Первое, мы достигаем полового созревания только после двадцати. Из-за того, что этот момент оттянут, когда оно, наконец, наступает, это слишком сильно воздействует на нас. Многие сходят с ума и, если, мы не находим способ контролировать и направлять свои силы, мы становимся Убийцами.
— Я так понимаю, что ты имеешь в виду не тот тип хорошего убийцы вампиров, борющегося со злом.
— Нет. Это существа, стремящиеся к абсолютному разрушению. Они убивают, не колеблясь и с невообразимой жестокостью.
— Как ужасно, — выдохнула Чэннон.
Он согласился:
— До половозрелости, наши дети — либо люди, либо животные, в зависимости от базовой формы родителей.
— Базовая форма? Что это?
— Аркадиане — люди, поэтому их базовая форма — человеческая. Катагария имеют форму того животного, к которому относятся. Урсулан будет медведем, Геракиан — ястребом.
— А Дракос будет драконом.
Себастьян кивнул:
— Ребенок не обладает силами, но как только он достигает зрелости, они приходят к нему. Мы пытаемся помогать тем, кто проходит через все это, и учим их обуздывать свою мощь. В большинстве случаев у аркадиан получается, но с катагарией все не так. Они побуждают своих детей к уничтожению людей и аркадиан. Из-за того, что мой род дал обещание остановить их и их Убийц, они возненавидели аркадиан и поклялись убивать нас и наши семьи. Короче говоря, мы находимся в состоянии войны.
Чэннон затихла, обдумывая его последние слова. Так вот какую вечную борьбу упоминал он вчера.
— Именно поэтому ты здесь?
На этот раз мука в его глазах была настолько сильной, что она зажмурилась.
— Нет. Я здесь, потому что пообещал.
— Что пообещал?
Себастьян не ответил, но она почувствовала, как напряжение вернулось в его тело. Он страдал, и девушка хотела знать почему. Но затем она поняла.
— Катагария уничтожили твою семью, ведь так?
— Они забрали у меня все. — Агония в его голосе была такой дикой и яростной. Никогда еще в своей жизни она не слышала ничего подобного.
Чэннон так хотелось утешить его, как никогда и никого раньше. Она мечтала иметь возможность стереть прошлое и вернуть его семью. Пытаясь отвлечь Себастьяна, она вернулась к предыдущей теме.
— Если вы воюете, то у вас должны быть армии.
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Не совсем. У нас есть Стражи, которые сильнее и быстрее, чем остальные. Их долг — защищать всех: и людей, и оборотней.
Потянувшись к нему, она дотронулась до маски, скрывающей его татуировку.
— У всех аркадиан есть такие метки?
Себастьян отвел взгляд в сторону.
— Нет. Только у Стражей.
Чэннон улыбнулась.
— Ты — Страж.
— Я был Стражем.
То, что он выделил прошедшее время, сказало ей о многом.
— Что произошло?
— Все случилось давным-давно, и я не хотел бы об этом говорить.
Она могла понять это, особенно после того, как он столько ей рассказал. Любопытство было сильнее, чем она могла вынести, и все же, она не стала настаивать.
— Хорошо, но могу я спросить всего лишь одну вещь?
— Конечно.
— Когда ты говоришь давным-давно, у меня появляется чувство, что это означает нечно совершенно другое. Это было десятилетие, два или…
— Двести пятьдесят четыре года.
У нее отпала челюсть.
— И все это время ты был один?
Себастьян кивнул.
У нее защемило в груди. Двести лет в одиночестве. Она не могла себе этого представить.
— И у тебя совсем никого нет?
Себастьян замолчал, когда старые воспоминания вновь всколыхнулись в нем. Он делал все возможное, чтобы забыть о своих обязанностях как Стража. Свою семью. Он был воспитан, чтобы беречь свою честь в сердце и из-за одной ужасной ошибки потерял все, что имело для него значение. Все, чем он однажды был.
— Я был…изгнан, — слова застревали в его горле. За все это время он ни разу не произнес их вслух. — Ни одному аркадианину не разрешено общаться со мной.
— Почему они изгнали тебя?
Он не ответил. Вместо этого он указал вперед.
— Взгляни туда, Чэннон. Я думаю, ты увидишь кое-что, намного интереснее меня.
Сильно в этом сомневаясь, Чэннон повернула голову, и у нее перехватило дыхание. Впереди, на холме располагалась огромный деревянный замок, окруженный зданиями. Даже с такого расстояния она видела передвигающихся людей и животных.
Она моргнула, не веря своим глазам.
— О, боже, — выдохнула она, — настоящая саксонская деревня.
— Да, полный набор вместе с плохой гигиеной и отсутствием канализации.
Ее сердце громко колотилось, пока они медленно и размеренно приближались к холму.
— Ты не мог бы заставить эту штуку двигаться быстрее. — Спросила она, сгорая от желания подобраться поближе.
— Я мог бы, но тогда они сочтут это проявлением агрессии и, возможно, решат выпустить в нас пару стрел.
— О, тогда я могу подождать. Не хочу быть подушечкой для иголок.
Себастьян молчал, наблюдая как Чэннон тянется, чтобы разглядеть город получше. Он улыбнулся ее нетерпению, когда она завертелась в седле, потираясь бедрами о его болезненно-напряженный пах.
Удивительно, насколько сильно он хотел обладать ею снова, учитывая недавно проведенную вместе ночь. Мужчина до сих пор не мог поверить, что рассказал ей настолько много о своем прошлом и своих людях, но как его пара она имела право знать о нем все. Если только она станет его парой. Он все еще не решил, что с этим делать. Самым благородным было бы вернуть ее домой и оставить. Но он не хотел. Ему не хватало человека, о котором он мог бы заботиться, того, кто заботился бы о нем.
Сколько раз лежал он ночью, не в силах сомкнуть глаз, мечтая о семье. Желая нежности утешающего касания? Скучая по смеху и теплоте дружбы? Веками, его одиночество было его адом. А эта женщина, сидящая на его коленях, может стать его единственным спасением. Если только он решиться.
Чэннон прикусила губу, когда они въехали во внутренний двор замка, и она увидела настоящих, живых саксов за работой. Там были мужчины, кладущие камни, восстанавливая часть ворот. Женщины, ходящие туда и сюда с корзинами белья и пищи, болтая между собой. И дети! Множество саксонских детишек бегало вокруг, они смеялись и играли друг с другом. Более того, там были купцы и музыканты, жонглеры и акробаты.
— Тут проходит какой-то фестиваль?
Он кивнул.
— Закончен сбор урожая, и теперь всю неделю люди будут праздновать, чтобы отметить это.
Она пыталась понять, о чем болтали люди в толпе. Это было неописуемо. Они говорили на староанглийском.
— О, Себастьян, — вскрикнула она, заключая его в кольцо своих рук и прижимая к себе. — Спасибо тебе за это. Спасибо.
