Как сказать об этом Харапсили?!
И словно услыхав её мысли навстречу ей, прекрасная и грозная, как богиня Ха-Пантали, когда она к Богу Грозы подходила, горделиво подняв красивое лицо, шла её черноокая подруга Харапсили.
Одного лишь взгляда хватило Асму-Никаль, что бы понять, Харапсили окутана тёмной страстью как мороком, заставляющим идти путём разрушения. Она знала, её подруга не остановится ни перед чем в своей жажде обладания Алаксанду.
— Рада видеть тебя, Харапсили.
Асму-Никаль понимала, какую опасность представляет теперь её подруга, как хорошо отточенный кинжал. Но, не имея прямых причин избегать её — ведь всё, что она знала о намерениях своей соперницы, было лишь догадками и…сном, — вслух она произнесла лишь то, что было истинной правдой:
— Ты сегодня пугающе красива, моя дорогая подруга.
Харапсили из рода Аллува, была невысока ростом и прекрасно сложена, смугла, темноглаза и темноволоса. Полная противоположность Асму-Никаль, которая была будто выточена из паросского мрамора, стройна и на полголовы выше многих девушек, а волосы её искрились золотом. И ещё Асму-Никаль обладала необычными способностями, которые тщательно скрывала от всех, кроме тех, от кого этого уже не скроешь. Тех, кто знал, было совсем немного: её отец, виночерпий Тахарваиль, жрица Истапари и Харапсили. Сходство подруг было лишь в том, что они были ровесницами, обе были младшими жрицами храма Богини Каттахци-Фури и были влюблены в одного человека.
Как два чёрных обсидиана блеснули глаза Харапсили, и мгновенная догадка осенила Асму-Никаль — они враги навсегда.
— С днём рождения, Асму-Никаль!
Даже простое приветствие теперь звучало из уст подруги-врага как угроза:
— Прими и мои поздравления.
Асму-Никаль понимала, между ними всё кончено. Совсем недавно это казалось невероятным, но теперь их крепкая дружба дала тоненькую, почти незаметную посторонним взглядом трещину. Трещина была шириной всего в несколько месяцев, но глубиной сравнима с пропастью. Они переступили ту черту, за которой начиналась вражда. Для неё, как и для Харапсили, путей к отступлению не было.
Алаксанду один, и они не смогут договориться.
Асму-Никаль любила их обоих. Но Алаксанду она любила больше. С того самого первого дня, когда четыре месяца назад она впервые увидела его.
Это было во время праздника пурулли.
Хатти называли Страной Тысячи Богов, и царь Мурсили не считал нелепым, что свита переезжает из города в город на церемонии. Например, в честь Солнечной Богини в Арипне — городе, расположенном менее, чем в дне пути от столицы. Или когда вся хеттская знать, сопровождаемая челядью, отправлялась в Хаттусу, чтобы встретить новый год в царском дворце.
Тысяча богов Хатти! Были ли они разными сущностями одного божества, или под знойным солнцем Хатти просто находилось место для всех. Стоя в жёлтом одеянии храмового служителя за царем Хатуссили и царицей Каддуси, пока они вкушали церемониальные блюда перед культовыми статуями одного, а потом другого божества в соседних городах, Мурсили даже не мечтал о временах, когда станет царём, и ему самому будут подносить Покров Золотого Копья в день пурулли.
В конце февраля или в начале марта, прекращались обильные дожди, подсыхали лощины, и дороги становились проходимыми. Путь в столицу занимал немало времени, но эта поездка того стоила. Праздник пурулли был одним из самых пышных праздненств в царстве Хатти. Жены сановников надевали лучшие наряды, самые прекрасные юные невесты и самые знатные женихи собирались, чтобы показать себя. Играла весёлая музыка, к праздничному столу в изобилии подавались по-царски изысканные блюда.
В тот день Асму-Никаль и Харапсили впервые присутствовали на церемонии вместе со своими семьями.
С галереи, на которой стояли подруги, было хорошо видно всё, что происходило во дворце.
В тронном зале, украшенном штандартами с изображениями оленей, сфинксов и львов, уже восседала царствующая чета — Великий Мурсили Первый-Солнце и его супруга звездоподобная царица Кали.
Стены, колонны и рамы были украшены гирляндами из свежих цветов.
Приглашённые гости ожидали лишь знака для начала праздника.
Дворцовый прислужник внёс Покров Золотого Копья и вручил его царю. Распорядитель церемоний вошёл в зал и представился царю. Затем, обращаясь к жезлоносцу, воскликнул:
— Они готовы, они готовы!
Служители изваяния, облачённые в ритуальные жёлтые одежды, встали рядом с царём, держа руки поднятыми, и принялись медленно, не сходя с места, вращаться.
Дворцовые распорядители, стоявшие у входа в зал, время от времени громко объявляли имена и титулы прибывающих гостей.
Вся знать Хаттусы, вельможи самых высоких рангов с разряженными жёнами и детьми, раскланивались друг с другом, кривя губы, кто в надменной, кто в подобострастной улыбках. Прохаживаясь у дверей зала с непроницаемо высокомерными лицами, сверкая оружием, в горящих искрах золотых украшения, в переливах драгоценных камней, придворная знать готовилась засвидетельствовать своё почтение царю с царицей.
Двое дворцовых прислужников уже расстелили перед царствующими особами красную, расшитую разноцветными узорами, подстилку для коленопреклонений.
Перед сановниками прошёл жезлоносец и указал отведённые им места. Людской водоворот, наконец организован в торжественную процессию, которая двинулась к трону.
Когда дань уважения царственной чете отдана, и гости расселись каждый на своё законное место, двое дворцовых прислужников поднесли царю и царице золотой кувшин с водой для омовения рук. После омовения глава дворцовых слуг подал им белоснежную льняную ткань, украшенную по краям золотой вышивкой, чтобы они вытерли руки.
Распорядитель церемоний пригласил поваров, и те поставили подготовленные серебряные блюда с ароматным мясом и сосуды с водой.
Блюда распределены и, наконец, принесли праздничный напиток марнуван.
На низких сидениях у столов, выстроившихся вдоль стен, расселись гости, ожидая знака к началу праздничного пира. Пёстрые кувшины, плетёнки и чаши с фруктами, кубки и вазы уже стояли на подставках, призывно источая ароматы яств.
Жезлоносец подошёл к дверям и позвал музыкантов. Они внесли инструменты, и, заняв свои места, заиграли, наполняя зал радостными звуками аркамми, неистово завываниями хухупал, переливчатыми брызгами бронзовых систр и ритмичными ударами галгалтури. Музыка рассыпалась по мозаичнму полу, поднялась вдоль нарядно убранных стен и закружилась вокруг новогоднего дерева эйа.
Царь-Солнце снял алый покров, накрывавший блюда и, сверкнув драгоценными украшениями на пальцах, бросил его дворцовым прислужникам. Преклонив колени, они подобрали его, и передали стольникам.
