— Да, — сказал Кирилл.
Человек захлопал в ладоши.
— Замечательно! Замечательно! Он, наверное, хочет послушать, почему он — там, а мы — здесь? — обратился он к девушке. — Ну, в целях понимания, расширения кругозора и всего такого прочего?
Кэт пожала плечами.
— А ты что скажешь? — наклонился гуру, щуря подведенные глаза. — Тебе здесь нравится? Хотел бы провести здесь всю жизнь?
— Как это? — спросил Кирилл.
— Так, — обвел широким жестом кабинет гуру. — Делай, что хочешь. Ешь, пей, развлекайся. И никакой работы.
Кирилл замотал головой.
— Не, я так не могу.
Гуру расхохотался.
— Не может, — поделился он новостью с девушкой. — Какая прелесть! Он не может! Маленькая коррекция — и все, не может. А ведь для этого ничего и делать не надо. Неподвижная форма движа. Слышал о такой?
— Нет.
— Я потом расскажу, если будет время.
Гуру привстал, поправляя складки простыни, шумно почесал бок, разогнул одну ногу и почесал уже ее.
— Что я вам скажу, дети мои, — проговорил он, вновь устраиваясь на подушках. — Все дело в том, что мы живем в постиндустриальную эпоху. Чем она хороша? Тем, что почти не требует человеческого участия в производственных процессах. Автоматизация и роботизация. Собственно, золотой век, дети мои. Человек не нужен ни на фабрике, ни в теплице, ни в шахте, ни в сборочном цеху. Нигде.
— Это не так, — сказал Кирилл.
Гуру кивнул.
— Да-да, я знаю, чел, некоторые процессы требуют живого или почти живого контроля. Но в остальном…
Он отщипнул виноградинку от фиолетовой кисти, позвал: «Тузик, Тузик!» и бросил ягоду в дальний угол. Робот-уборщик устремился за ней с радостным жужжанием.
— Видите? Все делают они, — гуру указал на робота, азартно катающего в углу ягоду между щеток. — Мы не нужны. То есть, не нужны как звено в промышленной цепочке. Наш движ теперь в другом.
— В чем же? — спросил Кирилл.
— В счастье, конечно же, — улыбнулся гуру. — Люди хотели этого всегда. Они хотели быть счастливыми, но обстоятельства, природные явления, необходимость добывать себе средства пропитания, одежду, укрываться от непогоды не давали им обрести это ощущение. Во всяком случае, оно, если случалось, то не держалось долго. Человеку все время приходилось заниматься чем-то, что вроде и обещало счастье, но относило его все дальше и дальше во времени. Хочешь быть счастливым? Добудь мяса, найди жену, построй дом. Все? Нет, не все. Убеги, спрячься, сделай палку, топор, автомат, защити себя и свое племя от хищников и чужаков, разожги огонь, вспаши поле, засей, построй мост и мельницу, накопи денег, выучи детей, работай, работай, работай. Все? Нет, не все. Работай.
Понятно, что вместо счастья получались нервный тик, раздражение и лютое желание поубивать всех вокруг.
Кирилл посмотрел на свои ладони.
— А если я работаю, и у меня нет…
— И замечательно, и хорошо, что нет, — заверил его гуру. — Это твое счастье, чел. Ты же молодец?
— Молодец, — произнес Кирилл.
— Во-от. Тут же как? Постиндустриальная эпоха. Людей много, а так, чтобы работать, участвовать, так сказать, в процессе, их нужно мало. Не требуются миллионы. Сотни тысяч даже не требуются. Ну, общество потихоньку и разделилось на тех, кто нашел себя в движе, и тех, кто решил посвятить себя обслуживанию, поддержанию в рабочем состоянии системы воспроизводства благ и инфраструктуры. Все это было, кстати, сугубо добровольное дело. Конкурс даже был приличный на свободные рабочие места! Потом уже, конечно, вам стали чуть-чуть поправлять мозги, чтобы и у вас образовывалось чувство удовлетворения. Чтобы вам не срывало голову от того, что рядом, оказывается, протекает совсем иная жизнь.
— Ну, мне не сорвало, — сказал Кирилл.
Гуру склонил голову.
— Тем не менее, ты здесь.
— Это все Кэт.
— Это все движ.
Кирилл улыбнулся, не соглашаясь.
— Не, — сказал он, — это все она.
Он показал на Кэт, которой на своем коврике, к его удивлению, не оказалось. Как-то незаметно она исчезла.
— Извините, — пробормотал Кирилл, поднимаясь и оглядываясь.
— Нет-нет-нет, — задвигал ладонями гуру. — Ты сиди, сиди.
— А Кэт?
— Она сейчас придет. Это движ. Люди приходят и уходят. У всех свои дела. Или, наверное, порывы. Веления. Контрапункты.
— Да?
Кирилл неуверенно опустился обратно.
— Я хочу тебе сказать, чел, — закивал гуру, — что все мы исполняем то, что уже заложено в нас с самого начала. Взять, к примеру, меня. Я ведь тоже был работник. Как и ты. Но однажды обнаружил себя здесь.
— В простыне?
— Ну, почему сразу в простыне? Нет. Я просто ушел. Пошел не домой, а куда глаза глядят. Оказался здесь. И не жалею. Выбился, видишь, в уважаемого человека. Блочок в нас стоит слабенький, предохранительный, преодолевается усилием воли. — Гуру усмехнулся. — Что я молодец, правда, больше никто не говорит. Ты, кстати, тоже можешь. День, два — и твой счетчик отключится сам по себе.
— И что я буду здесь делать? — спросил Кирилл.
— Жить в удовольствие, я тебе говорю! Ты посмотри, тебе открыто все, что только душе угодно. Данцы, музыка, девушки. Море развлечений!
— А работать?
Гуру завел глаза к потолку.
— Далась тебе эта работа! Неужели тебе не хочется от нее отдохнуть? Без того, чтобы машина трахала тебе мозги, ты уже не можешь? Завтра мы едем на юг. Там только солнце и песок, никаких тесных рамок городской инфраструктуры.
— И видеорама.
— Да, и видеорама. Движ на полную. Ты полюбишь это. Честное слово, неделя, и твоя работа станет казаться тебе мерзостью.
— Но кому-то же…
— Не-не-не, — оборвал Кирилла гуру. — Не тебе. Пусть другие. — Он протянул ладонь. На ладони лежала фиолетовая конфета. — Хочешь «сливку»?
Кирилл поднялся.
— Это не мой движ.
Гуру тоже встал на ноги.
— Что ты знаешь о движе, чел? — хмурясь, произнес он. — Кто проповедует движ, я или ты? Кто из нас гуру?
Он устремился к Кириллу, выделывая стремительные танцевальные па.
— Всем плевать на тебя. — Изгиб тела, колено вверх. — Думаешь, той девушке, что привела тебя сюда, не плевать? — Глубокий прогиб, скользящее движение в сторону. — Ей нужен не ты, ей нужен движ.
Вспухла и опала простыня.
— Мы переспали! — крикнул Кирилл, отступая.
Гуру захохотал.
— Здесь это делают все и всюду. Я с ней тоже спал! Это движ, очень приятный движ! Но он не обременен постоянными партнерами.
— Вранье!
Кирилл ушел от наступающего гуру к стене, и они незаметно поменялись местами. Под ногами у Кирилла смялись подушки.
— А где тогда, где твоя Кэт? — развел руками гуру. — Что-то я ее не вижу.
— Я не знаю!
— О, чел, лучше тебе не знать.
— А что?
Гуру улыбнулся и не ответил. Тогда Кирилл схватил блюдо с виноградом и подбросил его вверх:
— Тузик! Тузик!
Уборщик с жужжанием бросился на ягоды.
— Что ты делаешь! — издал вопль гуру. — Это мое!
Спасая виноград, он схватился с роботом в партере. Кирилл перескочил через него, едва не задев макушку пяткой.
Из кабинета он сразу влип в танцующую толпу, ритмичная музыка ударила по ушам, громкость ее возросла многократно, свет вспыхивал и гас, превращая людей в изменчивые контуры и тени.
— Простите… извините…
Кирилл принялся пробираться вглубь зала, оттесняя плечами встающих у него на пути, но найти Кэт нечего было и думать. Вокруг прыгали и кричали. Светящиеся маски вспыхивали в промежуточной тьме. Брызгал искрами пол. Волны возбуждения и радости, казалось, раскачивали пространство. Отбившись от рук, которые хотели вовлечь его в тесный круг, Кирилл торопливо вывернул к стойке с коктейлями, но это оказалась не та стойка, у которой Кэт заигрывала с волосатым парнем. Робот-бармен, взмахнув манипуляторами, поставил перед ним бокал с темной жидкостью.
— Что это? — спросил Кирилл.
— Коктейль «Желание», — сказал робот.
— Я возьму.
С коктейлем в руке Кирилл пересек зал, пробился сквозь танцующих к диванчикам, нашел свободный и сел с дурацким чувством, что видит странный, неправильный сон. В правильных снах он всегда был главным героем, летел, спасал, отстреливался, получал награду («Ты — молодец!»), а здесь ему выделили второстепенную или даже третьестепенную роль, которая и вовсе не предполагала активного участия. Сиди, пей коктейль и смотри, как движ крутится вокруг тебя. Можно, конечно, закричать: «Данцы!» и рвануть отплясывать вместе со всеми, но главным героем все равно не быть.
