— Что тебе снилось?
Я подумала и сказала:
— Змеи. Мне снились змеи.
Снежка замолчала ненадолго — подключилась к своему Катнету. Потом заявила авторитетно:
— Это к измене или предательству. Или к назначению индийским посланником. Ты должна быть настороже, ведьма Данимира. Навряд ли тебя пошлют в Индию. Хотя, всё в этой жизни бывает…
Я пробормотала:
— Потом догонят и ещё раз пошлют индийским посланником. Буду, буду настороже. А пока пойду-ка я лучше водички попью. И валерьянки приму капель двести.
— Мне тоже, мне тоже, — обрадовалась Снежинка и, вскочив с места, принялась топтаться по мне, выпуская когти.
— А тебе нельзя, — строго сказала я.
Снежка возмутилась.
— Но я же спасла тебя от змей!
— Снежа! Огромное тебе спасибо, Родина тебя не забудет. Но ты ведь, если валериану хотя бы понюхаешь, до утра по ковру валяться будешь и песни свои кошачьи петь. А мне на занятия с утра.
Попив водички и вернувшись в постель, я попыталась было заснуть, но быстро выяснилось, что спать при свете у меня не получается, а заставить себя выключить лампу я тоже не могу — покой не приходил.
В итоге я снова вскочила, вернулась на кухню и заварила себе чай с мелиссой. Потом в сердцах вскрыла плитку шоколада и взяла в постель книжку — «Грозовой перевал», чтобы чужие страсти и переживания отвлекли от своих собственных.
Несколько листочков, отщипнутых от сушёной веточки мелиссы, я закатала в шарик из шоколадной фольги и выдала в качестве игрушки Снежинке. Подарок фамильяру понравился, и она полночи неутомимо гоняла его по углам.
Читала я до утра, слопала весь шоколад и приползла на занятия невыспавшаяся и злая. Злилась я прежде всего на себя и на свою девичью впечатлительность. Женьке, которая заметила, что я сегодня не в форме, я не рассказала ничего, отговорившись банальной бессонницей.
Да и что я ей могла сказать? Что вчера я увидела привлекательного внешне студента, и этой же ночью он приснился мне в эротическом сне? Наверное, смешливая Журавлёва тут же вспомнила бы дедушку Фрейда и старый анекдот на тему «жениться вам надобно, барин».
Нет уж, такие подробности я не собиралась предавать гласности.
Через какое-то время я успокоилась и вспоминала этот сон уже в юмористических тонах — удивлялась, почему в постели с Мартином не было ещё и Тургенева Ивана Сергеевича с Чаком Палаником и Полиной Виардо.
* * *
Старшая Журавлёва уже третий год по вечерам подрабатывала баристой в кофейне, которую держал хозяин-маг. Семья Журавлёвых была небогата, и дополнительный доход стал не лишним.
Вскоре выпал случай, и Лена предложила освободившееся место официантки младшей сестрёнке. Я в деньгах не нуждалась, но тоже пошла поработать за компанию. Чтобы оставалось время на учёбу, мы разделили с Женькой одну вакансию на двоих.
На три-четыре вечера в неделю я превращалась в официантку, и эта игра в Золушку увлекала меня чрезвычайно. Мне нравилось всё: и само расположение «Кофейного Рая» — неподалёку от Невского проспекта, и то, что в стильном и уютном помещении было два этажа, и что наверх ведёт красивая деревянная лестница с фигурно выточенными балясинами и широкими перилами; нравилось туго повязывать вокруг талии длинный, до щиколоток, коричневый холщовый фартук, нравилось встречать улыбкой новых посетителей и приветствовать завсегдатаев каким-нибудь приятным презентом — круассаном с ещё горячей клубничной начинкой или рассыпчатым песочным сердечком в ореховой посыпке.
Это была настоящая взрослая жизнь — вечерняя, сияющая в холодной осенней мгле электрическими огнями, пахнущая свежесмолотой арабикой и тёплой выпечкой, наполненная человеческим гомоном и звуками джаза, доносившимися из динамиков… Взрослая жизнь — с поправкой на то, что я могла в любую минуту вернуться в детство.
При устройстве на работу, правда, произошёл непонятный эпизод.
В назначенный вечер мы с Женькой подъехали в кафе, где нам предстояло трудиться. Лена встретила нас и повела на второй этаж, в кабинет хозяина, чтобы представить своих протеже. Роберт Ашотович, конечно, никогда не стал бы связываться с несовершеннолетними, но ему в качестве сотрудниц были нужны именно ведьмы. Основная масса посетителей кафе происходила из магического сообщества, и всегда находился кто-то, желающий прикурить от собственного пальца или раствориться в воздухе при виде внушительного счёта. Хозяин «Кофейного Рая» замаялся реставрировать картину мироустройства в головах обычных граждан и с некоторых пор подбирал персонал только среди магически одарённых.
Разумеется, любая ведьма могла найти более серьёзную работу, да ещё и Роберт Ашотович был, прямо скажем, скуповат. Но приличные чаевые скрашивали неказистый оклад, и студентки-магички на такую работу соглашались.
Хозяин кофейни был грузным мужчиной с яркими серебряными нитями в густых чёрных волосах. Он встретил нас, сидя за рабочим столом, и поначалу мне показалось, что Роберт Ашотович дремлет.
Глаза у него были полуприкрыты, а дыхание сипло, как у спящего астматика. В процессе разговора Роберт Ашотович вдруг проснулся и начал кидать на меня изучающие взгляды. И чем дольше длился разговор, тем продолжительнее становились эти взгляды. Вид у Роберта Ашотовича стал крайне заинтересованный, но в интересе хозяина «Кофейного Рая» я не почувствовала чего-либо непристойного. Он вёл себя скорее как энтомолог, заприметивший у себя на подоконнике букашку неизвестного науке вида.
Черносливовые глаза заиграли, над тройным подбородком появился намёк на улыбку.
Когда основные формальности были улажены, Роберт Ашотович сгрёб наши документы и скрылся в задней комнате, чтобы сделать с них ксерокопии.
Лена тут же шепнула мне на ухо:
— Имей в виду, у Робика жена и пятеро детей.
Я скорчила печальную рожицу и пробормотала в ответ:
— Ну вот, так всегда, а я-то размечталась!
На прощание Роберт Ашотович и совершил то самое, странное. Когда аудиенция подошла к концу, меня попросили задержаться. Девчонки вышли, а хозяин принялся расспрашивать меня о месте, откуда я приехала, о семье (я отвечала сдержанно, как всегда: выросла в рабочем посёлке, мама библиотекарь, папа на заводе работает), а под конец вдруг, будто бы на что-то решившись, кивнул на мою руку:
— Позволите?
Сомневаясь — правильно ли я его поняла? — я медленно подняла руку, и Роберт Ашотович, привстав, почтительно припал к моим пальцам, тихо, еле слышно просопев над ними:
— Светлейшая… — и поднял на меня глаза.
Создавалось впечатление, что он ожидает какой-то определённой реакции.
На «Христос воскресе» положено отвечать «Воистину воскресе», на «Будь готов» — «Всегда готов», а что положено отвечать на «Светлейшую» — я не знала. Когда такое проделывал папа, мама обычно выдёргивала у него руку и заливалась весёлым смехом. Я всегда считала, что это личная прибаутка родителей, глубинный смысл которой доступен лишь им двоим.
Как выяснилось, не только им.
Заливаться весёлым смехом мне что-то не хотелось, никакой особой светлости я в себе не ощущала, поэтому осторожно забрала свою конечность, неловко бормотнув в ответ: «… Э-э-э… Большое спасибо, Ашот Робертович…»
Хозяин кофейни распрямился, заново изучил моё недоумевающее лицо и, видимо, сделал для себя какие-то выводы.
— Всего доброго, Данимира Андреевна, — ровно произнёс он, сел и замолчал, сложив руки на животе. Круглые веки прикрылись — он приготовился снова заснуть.
Я поняла, что представление окончено, и покинула кабинет.
Лена с Женькой уже спустились вниз и ожидали меня за столиком у окна. У нас был запланирован весёлый праздник живота по случаю начала трудовой жизни; сёстры склонили русые головы над широкими листами книги в солидном кожаном переплёте — изучали меню. Когда я подошла, они оторвались от увлекательного занятия и накинулись на меня, требуя подробностей.
— Он просто предупредил, чтоб я не надевала на работу такую короткую юбку, как сейчас, — ляпнула я первое, что пришло в голову.
