услышала, что та только что ей сказала про какие-то налоги
— Какие налоги? За что? — спросила Ирина
— Так вот бумагу привезли пока вы болели, барыня, — ответила Пелагея и передала Ирине плотный лист, на котором было довольно много написано с какими-то завитушками, присмотревшись Ирина поняла, что язык русский, но слишком много букв в словах, словно специально добавленных, чтобы из них завитушки выкручивать. Но самое важное она поняла, как только увидела, и это была цифра в пятьдесят золотых монет, по которой стояла гербовая печать с изображением короны. Позже Ирина разобралась, что налог этот был подушный, за каждого принадлежащего крестьянина требовалось оплатить. Расчёт включал разные суммы за взрослых и за детей, за семьи и за бездетных. Пока у Ирины не было ни сил ни желания с этим разбираться, но мысль, что не слишком ли большая сумма, ей в голову пришла.
— Пелагея, сколько у нас денег осталось из того кошеля?
— Много барыня, я и Емельке на зерно выдала как вы сказали, на уборку и слуг немного потратила, доктору заплатили, вот всё записано, — с этими словами Пелагея протянула Ирине тетрадку, в которой действительно были записаны все расходы.
Ирина посмотрела, оставалось сорок золотых монет. В целом можно поискать, что можно продать и заплатить налог, а там дальше заработаем. Жить-то на что-то надо.
— А отцу говорила? — вспомнила Ирина, что она вроде как не одна здесь барыня
Пелагея виновато опустила глаза, — не гневись ты на него, барыня, больной он человек, добрый, но не может он. Я сказала, как не сказать, так он заперся и цельный день ничего не ел, а потом вынес мне коробку и сказал, вот отдай Ирэн, пусть продаст, — вздохнула, посмотрела на Ирину и хитро улыбнувшись продолжила, — давайте, барыня, чего-нибудь сообразим, вы же вон какая стали, умнее всех. Да ещё девки намедни чердак начали разбирать, пойдёмте я вам покажу, чего они нашли, да ещё, что батюшка ваш дал глянем.
В столовой зале, отмытой и прогретой стало очень уютно. Сама зала была небольшая, но три окна в пол, которые выходили на веранду и из которых открывался вид на большую лужайку за домом, ка которой виднелся небольшой лесок, делали залу совершенно потрясающе уютной и волшебной. Уборка в зале ещё не была закончена, Пелагея сказала, что гардины на окна еще не просохли и не отремонтированы. На большом овальном столе лежали три вещи. Ирина подошла поближе и ахнула. На столе стояла… малахитовая шкатулка. Размером шкатулка была с голову человека, небольшая, но главное было не в размере, и даже не в великолепной красоте явного цельного куска малахита, а в том, что сверху на шкатулке была бриллиантами выложена фигура ящерки и ящерка переливалась словно маленькое солнышко. Рядом со шкатулкой лежала красная бархатная подушечка и на ней были серьги и кулон. Серьги были огромные, с красным камнем внутри которого словно огонь играли блики, такой же камень был и в кулоне.
— Что это? — тихо почти шёпотом, словно боясь, что огонь потухнет спросила Ирина
— Это то, что батюшка ваш отдал, серьги вашей матушки, с огненными рубинами, очень дорогие, — так же шёпотом ответила мне Пелагея.
Ирина стояла и смотрела на эту красоту и понимала, что ни шкатулку, ни серьги с кулоном ничего ей не хочется продавать.
— А можно их в залог отдать? А потом выкупить — спросила Пелагею
— Не знаю барыня, но если и можно, то может к ювелирам съездить поспрошать, заодно и приценитесь
— А когда деньги от барона Виленского придут?
— Так только в начале следующего месяца, не раньше
Ситуация складывалась такая, что надо было ехать в уездный город, Никольский, и идти к ювелиру. Ирине всё равно надо было показаться доктору, и она решила совместить, тем более что карету подремонтировали, кучер, он же конюх, есть, с удобствами поеду, решила Ирина.
С Пелагеей решили вместе ехать, кучеру дали задание подготовить и прогреть карету на утро следующего дня. Но у судьбы снова были свои планы.
Утром, когда Ирина уже отдавала, надевала шубку, чтобы выйти из дома и сесть в карету, двери распахнулись и в дом вошла бедно одетая девушка, а на руках она держала ребёнка, закутанного в тулупчик.
— Здравы будьте, барыня, а вот и мы с Танюшей к вам, — устало улыбнувшись и попытавшись поклониться сказала девушка.
— Здравы будьте, барыня, а вот и мы с Танюшей к вам, — устало улыбнувшись и попытавшись поклониться сказала девушка.
Ирина обернулась на голос, девушка явно её знала.
— Здравствуй… — на этом Ирина замялась, рассчитывая, что девушка подскажет ей своё имя.
— Глаша я, барыня, запамятовали? — стоять девушке было не очень удобно, ребёнок, завёрнутый в тулуп, хоть и сидел тихо, но видимо был тяжёленьким.
— Да, ты садись Глаша, — Ирина решила сначала помочь девушке, а потом уже разбираться, подошла и взяла у неё из рук ребёнка. Тулуп свалился на пол, и Ирина увидела, что это девочка, возраста примерно год, может чуть больше, на ней было тёплое платьице из дорогого материала, с красивой отделкой.
У Ирины не было своих детей и что с ними делать вот с такими малышами она себе не очень представляла.
— Хорошо, что я до вас добралась, барыня-то денег совсем не дала, двадцать медяшек отсыпала, да на телегу нас посадила до ближайшей заставы, а холод-то какой, думала не довезу Танюшу, — Глаша скинула платок, и Ирина увидела, что та сама ещё совсем девочка, лет четырнадцати-пятнадцати.
Пелагея, которая вышла в холл, напряжённо застыла увидев Ирину с малышкой на руках и девчонку в крестьянской одежде, сидящую на стуле.
У Ирины возникло страшное подозрение, но она всё еще не верила, что так влипла, поэтому спросила, — А что за барыня такая жадная?
— Так сама Елизавета Петровна. Приехала давеча в деревню, да и говорит, что надо тебе Глаша к матери дочь отвезти, нечего ей здесь без неё делать, — на этих словах у Глаши выступили слёзы, — Вот как же так, она ведь ей тоже, чай, родная, а она её на мороз?
— А где мать-то? — спросила Пелагея, заслужив благодарный взгляд со стороны Ирины
Глаша испуганно посмотрела на Ирину, потом на Пелагею, но нашла в себе силы и почти прошептала: — Так здесь, Ирэн Леонидовна…Вы что, это же Танюша, ваша дочка…
У Ирины закружилась голова. Вот никогда она в обморок не падала ей всегда было интересно каково это в обморок упасть, а сейчас она была на грани.
