тело у тебя больно гладкое, и руки… Ну тут у нас горничных нет! Привыкай. И поторопись, а то мы так и до заката не управимся! – отчего-то недовольно проворчала она и, отвернувшись, принялась хлопотать у стола.
Воспользовавшись моментом, я быстро натянула на себя пахнущие затхлым шмотки. Шерстяные чулки оказались поношенными и колючими, и я не представляла, как они удержатся на бедрах при ходьбе. А как же мне не хватало трусов!
Некоторое время пришлось бороться с брезгливостью, и все же это было намного лучше, чем ничего.
– На вот, поешь, – старуха, повернувшись, окинула меня внимательным взглядом и протянула щедрый бутерброд.
Приличный ломоть серого хлеба и неровный кусок холодного мяса сверху.
До того, как я впилась зубами в него, я была уверена, что весь не осилю. Оказалось, что я плохо представляла всю степень собственного голода. Проглатывая куски едва разжеванными, я разве что не ворчала басом: «Мау-мау-мау!», что твой дворовый кот, охраняющий редкую перепавшую вкусняшку от посягательств.
– Наелась? Пора и в путь! – неожиданно скомандовала Кафиза.
Мне осталось только подивиться, когда бабка успела умять такой же кусок? У меня еще целая четверть не доедена. Запихивая в рот остатки едва ли не на ходу, запила бутерброд терпким травяным отваром из деревянной кружки и поспешила за Кафизой.
Что надо нести? – деловито поинтересовалась я, щурясь от яркого света снаружи.
– Да вот же мешки! Иль не видишь? – Старуха указала на два тюка – побольше и поменьше.
Я по всем правилам хорошего тона ухватила тот, что был побольше и… Едва сумела его поднять! По ощущениям мешок весил килограммов эдак тридцать.
– Там точно трава, а не кирпичи? – поинтересовалась я без прежней уверенности.
Поднять-то подниму, а вот смогу ли нести его достаточно долго, да еще по горам. Это не то же самое, что походный рюкзак.
– Точнее некуда!
Старушенция, кривая и сухонькая, отняв у меня поклажу, одним ловким движением закинула ее себе на спину.
Я молча взялась за второй тюк, который оказался намного легче. Тем временем Кафиза довольно бодро заковыляла прочь по тропе, не озаботившись запереть хижину. Мне пришлось за ней поспевать.
Себя я задохликом никогда не считала, спортом занималась, но идти с грузом, да по камням босиком было непросто. Вдобавок в душе чувство неловкости боролось с инстинктом выживания. Если попросту, неудобняк, что бабуля такую тяжесть несет, но, с другой стороны, нести этот тюк за нее я все равно не смогу. Так быстро уж точно.
Я не уставала удивляться, в чем причина подобной выносливости и бодрости этой старушенции? Может, экология? Да, наверняка в экологии дело.
Тем временем Кафиза заметила, что я не поспеваю, и темп сбавила. Дождавшись, когда я ее нагоню, посокрушалась, что обувки у меня нет, и чулки изорвутся. Я так и не поняла, что ей жальче – чулки или мои ноги, потому я пообещала:
– Кафиза, я как устроюсь, обязательно заплачу вам за одежду.
– За это старое тряпье? Брось! – Отмахнулась старушка, но определенно подобрела.
Она принялась рассказывать мне обо всем, что попадалось на пути. Называла вершины, кустарники, травки, а я старалась все запоминать. Время от времени травница интересовалась, не вспомнила ли я местность или что-нибудь о себе. Кое-что я и правда вспомнила, но ей об этом было знать не обязательно.
Я потихоньку привыкла к поклаже и темпу, и даже успевала глазеть по сторонам. Вскоре плато закончилось, и дальше тропа уходила вниз, круто поворачивая. За очередным поворотом оказалось одинокое дерево с причудливо искривленным стволом. Но не оно меня удивило, а низкорослый бычок с широко расставленными рогами и длинной ниспадающей шерстью красивого серебристого цвета. Он был привязан к дереву длинным поводом.
Завидев нас, это чудо замычало, а затем задрало хвост и…
– Ишь, здоровается как с нами, окаянный! – с нежностью произнесла старуха. – Это помощник мой – Тишка, – представила она мне бычка, назвав какую-то уж больно привычную для земного уха кличку. Совпадение, и все же на душе разом потеплело. – Дальше он понесет нашу поклажу, а то вниз тяжести таскать сложно. Ноги-то у меня уже не те, – пожаловалась травница, деловито пристраивая свой тюк бычку на спину.
– Привет, Тишка! – поздоровалась я, глупо улыбаясь.
Тот замер, уставившись на меня настороженно, и в его глазах мелькнуло что-то такое, после чего непременно следовало ждать каверзы. И я не ошиблась.
– Я те бодну! Я те бодну! Враз меж глаз схлопочешь! – тут же пригрозила ему сухоньким кулачком бабка и повернулась ко мне. – Тишка у меня с характером, но ты не бойся. Если что тресни кулаком ему в лоб, и будет шелковый.
– Угу.
Я кивнула я, не представляя, чем я могу навредить быку, ударив его кулаком.
Сначала рука отвалится, а потом еще и забодают. И затопчут… Тишка хоть и далеко не бизон, но мне и этого хватит. Знавала я пони, которые, возомнив себя большой лошадью, действовали нагло и бесстрашно. Поклясться готова, что подобные качества присущи и этому бычку.
Решив не злить лишний раз Тишку, отступила подальше.
– Ну, куда ты! – тут же прикрикнула на меня бабка. – Ох уж эти ньеры! Ничего в простых делах не соображают. Мешок на спину ему клади, да закрепить не забудь! Угу. Вот так. Подтяни веревку-то потуже, – руководила Кафиза, пока я неловко привязывала поклажу.
– Кафиза, а ньеры и нирфы, это одно и то же? – поинтересовалась я после того, как мы снова двинулись в путь.
Старуха на меня с подозрением посмотрела, и я поняла, что сморозила какую-то глупость.
– Видать, тебе сильно память-то отшибло, – наконец покачала головой травница. – Или, может, ты с малолетства несмышленая?
Бабкины слова меня уязвили, и ответ прозвучал против воли холодно:
– Может, и так. Я не помню.
Кафиза молчала, и я тоже не торопилась продолжить беседу. Так и шли какое-то время в тишине, нарушаемой лишь звуками природы. Травница заговорила первой:
– Ньер, ньера – так к благородным обращаться принято. А нирфеаты – враги. Отродья Нирфгаарда. Как одно с другим можно перепутать? – она пытливо уставилась на меня.
– А к вам как обращаются? – спросила я на всякий случай.
– Ко мне-то? Кафиза, в лучшем случае. Еще травница. Иногда, "эй, старуха"! Бывает, что и каргой кличут или ведьмой. А как еще к сохам обращаться?
Я только кивнула, мотая на ус. Значит, простых людей тут сохами называют, а при обращении к знати положено ньер или ньера добавлять. Главное, в ответственный момент не перепутать с нирфами, а то и до беды недалеко.
– Спасибо, что напомнили. У меня в
